Анна Линская: «Я устала от мужского взгляда»

В конце прошлого года у выпускницы магистратуры «Литературное мастерство», преподавателя Creative Writing School Анны Линской вышел дебютный роман «Кафе смерти». Трогательная, ни на что не похожая по форме история про глубинную связь женщин. Текст продолжает традицию современного женского письма. Мы с Анной начали разговор о книге, но неожиданно он получился невероятно человечным и личным: о страхе смерти, поиске авторского голоса, давлении на женщин мужской оптики.

О страхе смерти и трансформации сюжета

Расскажи, пожалуйста, с чего началось «Кафе», почему ты решила писать про смерть?

Все началось с кафе смерти как сущности (кафе смерти — групповые встречи, где участники говорят о смерти за чаем с пирожными. Идея принадлежит швейцарскому социологу и антропологу Бернару Креттазу, который организовал первое кафе в 2004 году — прим. редакции). С этих встреч, которые проводят по всему миру, истории их организации. Еще до того как я стала писательницей, я узнала про кафе и мне понравилась идея: снятие стигмы с темы смерти. Для меня стало неожиданностью, что обсуждение смерти может быть такими же бытовым, как обсуждение походов в магазин с друзьями. В моих разговорах с близкими и с семьей тема смерти особо не поднималась — ее просто не было в нашем дискурсе. При том, что в моей семье есть «большая смерть». Бабушка, мамина мама, умерла от рака после Чернобыля. Умерла, когда мои мама и тетя были девочками. Я не была с бабушкой знакома, но история сильно на меня повлияла, она даже есть в посвящении в самом начале книги. Это первое. 

Второе — думаю, я сама боюсь смерти. И для меня вопрос: почему, откуда этот страх идет. В моей жизни есть разные, непрямые связки с темой, которые приводят к мыслям о смерти. К примеру, если я перестану быть активной и делать постоянно какие-то штуки: проекты, работы и вот это все, я умру. По логике: ну в смысле ты умрешь? Да нет, конечно. Но внутри есть эта установка. Поэтому было интересно разбираться: думать про смерть, исследовать, читать. И пусть сюжет не про мои внутренние страхи, именно они позволили не выпускать тему смерти из внимания. А если я что-то не выпускаю из внимания, я беру за это ответственность. Такая вот личная задача. 

Как тебе пришла идея романа?

Здесь благодарность нашей магистратуре. На втором курсе у нас была задача написать большой текст. Плюс магистратуры в том, что ты начинаешь процесс с дедлайнами, с обсуждения своего текста со всеми. Это, конечно, помогло сфокусироваться. 

И я всегда знала, что буду писать про смерть. Не помню момента, чтобы я задумалась: о чем же писать? Как-будто не было других вариантов. Меня еще интересовала эвтаназия, какой-то контекст вокруг темы смерти существовал. Я села и стала прорабатывать сюжет, который изначально был совсем другим. 

Давай поговорим про сюжет «Кафе». Ты рассказывала, что изначально история была про бессмертие одной из героинь. Как и почему текст поменялся? 

Изначально в сюжете было больше фантастических элементов. Героиня Ри, тогда ее звали Алисой, задумывалась бессмертной. Текст строился вокруг ее обсессивного поиска смерти. Финал оставался открытым: она попадает в какую-нибудь аварию и мы не понимаем умерла она или нет. 

Мне хотелось сделать маленькую энциклопедию смерти в художественном виде, рассказать про цифровые кладбища, устройство крематориев. Но в первые полгода я поняла, что не справляюсь. Я не понимала до конца мотивации героев, что ими двигает. В итоге вся фантастическая часть ушла, я сфокусировалась на судьбе женщин, а тема смерти отошла на второй план. Сюжетно роман двигает не смерть, а чувство родства, отношения героинь друг к другу.    

Текст «Кафе» состоит из фрагментов. Они связаны сюжетно, но сложить их когда читаешь непросто. Как ты создавала настолько нелинейную структуру текста? 

Текст получился сложным, не все могут его прочитать. И я прошла свой внутренний путь, чтобы принять и понять: именно так я и хотела. 

У меня, конечно, все сюжетные линии записаны в разных видах. То есть я знала, что за чем происходит, заполняла большие таблички с героями и датами, чтобы понимать когда каждый из героев что делает и самой не запутаться. А дальше встал вопрос как их соединять. Тут было немножко интуитивного движения. 

В тексте есть важные реперные точки от которых закручивается повествование. И большой красный крест — встреча двух героинь. От нее история движется вперед до встречи с третьей героиней, которая осталась в родном городе. Здесь есть некая линейность, текст на это наслоен. А дальше отсюда уже отпрыгивают флешбэки. Они построены и по ассоциативному полю вокруг главы. 

В романе мало мужчин, а те, кто есть, какие-то мерцающие. Почему так?

Мне неинтересно писать про мужчин. Со школы я много читала и перенасытилась их миром. Я начинала писать от лица мужчин. Все мои рассказы и первые публикации про них и их глазами. Тогда мне не хотелось писать от лица женщин, это казалось неправильным, несерьезным. В какой-то момент, я поняла, что устала от мужского взгляда, захотелось посмотреть на происходящее взглядом женщин. 

В России в целом много семей, где нет отцов. Меня воспитывали мама и тетя, мне хотелось выразить благодарность всем женщинам: бабушкам и мамам, которые растят других женщин, выстраивают связи друг с другом. Мужская история — путь героя от точки А в точку Б. Он линейный, как полет стрелы. Женская история и женская героиня в художественном тексте… они фрагментарные, в них постоянно рассеивается внимание.    

Шампанское внутри

Что для тебя было самым сложным в работе над романом?

После завершения магистратуры большой задачей для меня было понять как мне писать теперь, когда никто не будет читать мои тексты каждую неделю (смеется). Мне было сложно найти время для письма. Как и многие, я работаю, и получается, что нужно параллельно работать полный день, преподавать, жить свою жизнь. И писать. В последний год (работы над романом — прим. ред ) я весь отпуск тратила на книгу. Снимала себе домик или квартиру с красивым видом, чтобы сидеть две недели и писать. 

Но самое сложное — эмоциональные качели, мои внутренние ограничения. Для творческих людей в целом характерно постоянное маятниковое движение то вверх, то вниз. От того, что все ужасно и невозможно, это очень плохой текст, ты не талантливый человек и писательницей назвать тебя нельзя…  До — «как же хорошо, вот это я здорово придумала, Нобелевка у меня в руках». Сложно быть внизу маятника. 

Один из моих главных инсайтов: различать ощущение, что текст действительно ужасный, от того, когда это не так. Были моменты, когда я шла за количеством знаков и писала не то, что мне было естественно. Писала через ощущение, что все это плохо, лишь бы написать, лишь бы сделать количество символов. А потом удаляла текст. И второе ощущение, что я плохая писательница, но, несмотря на это, текст мне органичен: его можно отложить на месяц, доработать, отредактировать. Здесь тонкая грань. Нужно понять, где остановиться, а где продолжить писать через ощущение, что все очень плохо.      

Первое скорее про свой голос, актуальный для многих вопрос. Расскажи на что тут ориентироваться. Как это происходило у тебя? 

Я мегарациональная: много думаю и живу в голове, это часто мешает. Долгое время у меня был плохой контакт с телом, я пыталась его настраивать. В том числе через текст. Училась действовать не из своего понимания «как правильно», я легко могу так действовать, а из того, что внутри. Как реагирует мое тело, есть ли у меня желание или нет. Училась не пытаться себе как-то его логически обосновывать. 

Различие одного «плохо» от другого в телесном отклике. В моем письме есть моменты, когда внутри пузыриться шампанское, когда я выстроила слова в предложение и мурашечки. Как-будто немножко заискрилось. Я ловлю это ощущение. В какой-то момент я начала останавливаться и смотреть, а что я сделала, почему мне так хорошо. Это как раз то, что я считаю своим голосом, мой ориентир. Я поработала с языком, он совпал с внутренним камертоном. 

А если не практически — слушать свой отклик тела, не разума, и идти за ним. Чтобы было ощущение естественности того, что происходит. Самое главное не пытаться его рационализировать.    

Не могу не спросить про автофикциональную главу «Трещина» которая проходит внутри художественного текста. Как ты к этому пришла?

Я не знала, что в романе будет эссе. Оно появилось, когда на сюжетном уровне возникла смерть, я перешла к описанию ухода матери Марины. И никак не могла написать эту часть. Несколько раз пробовала и получались другие тексты, другие главы, которые не подходили. Я долго ломала голову, пока не поняла, что не знаю каким языком продолжить. Когда я начала писать своим голосом какая-то часть механизма встала на место. Текст еще раз поменялся.

Я поняла, что именно в таком виде моя мысль про растрескавшийся текст, расходящиеся в разные стороны провалы максимально собирает весь образ. Мой голос звучит сквозь фикшн, разрывает его изнутри. В тексте про смерть так и должно происходить. Само эссе про язык смерти, про то каким он может быть. И что смерть как провал, трещина в мироздании. Но любая трещина — зазор между двумя плоскостями, она не конечна. И в языке этой конечности нет. Сквозь трещину можно услышать язык с той стороны, который формирует пространство смерти. Это важное размышление для меня. В этот момент я сама поняла, что хотела сказать. 

Что было с романом после того, как ты закончила писать? 

Мне повезло. Я дописала текст и понесла его бета-ридеркам — моим подругам, посмотреть, что они скажут. А через пару месяцев ко мне пришла Маша Нестеренко, которая делает импринт «Азбука.Голоса». Она увидела мой синопсис на сайте Вышки и попросила показать ей текст. Я прислала роман и Маша такая: все супер, мне понравилось, отнесу на редакторский совет и напишу тебе, что они решат. 

После этого рукопись оказалась в еще одном издательстве, очень известном, но они ответили отказом. Отказом, который мне понравился. Написали, что текст хороший, но больше похож на авторское высказывание, чем на художественное произведение. Тогда я пошла в «Азбуку» и мы заключили договор.       

Идти за живым сердцем

Какие ощущения у тебя после выхода книги? 

По моим ощущениям книга вышла тихо и у меня есть чувство разочарования. Про нее особо не говорят. Этого я и боялась. Кажется лучше, чтобы ее раскритиковали, хоть какой-то ответ от мира. Я получаю отзывы, книгу кто-то читает, но это маленькие крупинки. С другой стороны — это подтвердило кое-что важное для меня. Мне, конечно, приятно видеть, что книгу читают, но, даже если бы читателя у меня не было совсем, я бы все равно писала. С выходом «Кафе» я поняла, что письмо — органичная и неотъемлемая часть меня, существующая без условий. 

Ты руководишь маркетингом в Хабре. Легко ли совмещать писательство с маркетингом? 

Маркетинг мне не мешает. Письмо и маркетинг — разные уровни моей жизненной системы. Они связаны только потому, что у меня есть некий внутренний ресурс, который я расходую. Я его могу случайно перелить в работу и тогда не хватит ни на что. А в плане языка работа вообще не влияет. Она есть, она классная я люблю ее делать, но она где-то заканчивается. А творчество это творчество. Звездочка внутри, которая находится в животе. Если работа это условно прикольная шляпа, я ее надела, мне нравится ее носить, я сама приклеила на нее какие-то бантики, но я всегда могу ее снять или поменять… Звездочку вытащить из живота я не могу. 

Работа научила меня жизни, структурности, кризис-менеджменту, решению любых задач, планированию. В письме это очень помогает. Ты ничего не напишешь, если сам себя не сменеджеришь. 

А не сложнее ли писать, когда сама преподаваешь? Нет ли у тебя завышенных ожиданий от своих текстов?

С преподаванием примерно та же история. В какой-то момент я решила, что все что относится ко мне как к писательнице не относится ко мне как к преподавательнице. Потому что я хорошая преподавательница, я увидела свою ценность. Во-первых, я люблю преподавать. Во-вторых, я получаю много обратной связи от наших студентов. Я вижу, что им нравится и помогает. Из раза в раз. Это меня убедило.

Так было не всегда. Когда я только пришла в CWS голос самозванки был очень громким. Я просто делала, притворялась, что я все знаю, что у меня есть ответы на вопросы, что я классная преподавательница. Внутри меня все орало, я боялась, что меня разоблачат. Я приду на курс и мне скажут: да как ты можешь нам преподавать. Сколько у тебя рассказов вышло? Два! У меня уже книга вышла, а ты меня учишь. Я все это классно скрывала и через какое-то количество мастерских увидела, что у меня получается. Сейчас в моей голове писательская идентичность окончательно отсоединилась от преподавательской.

Про что твоя вторая книга?

Книга будет про дом и чувство места. Я в эмиграции и за последние годы сменила много стран и квартир. Хочется посмотреть на места, где я была и понять, что такое чувство дома, есть ли оно у меня. Я сейчас много исследую как язык и то, как ты живешь и чувствуешь себя, связано с тем, где ты находишься. Потому что когда живешь в очень сухом Ереване, вокруг нет воды, постоянная жара, в горле першит от сухости — ты смотришь на мир по-другому, язык там другой. Чем когда я, как сейчас, живу рядом с огромной водой, океаном, который не вмещается в мое сознание. Каждую часть книги я хочу написать своим языком, чтобы язык отстраивался от того, что вокруг. 

Что ты сама читаешь? Похожа ли твоя книга на то, что тебе нравится?

Последнее время я читаю женское письмо. То, что мне самой кажется современным. Маленькие издательства: «Папье-маше» и «Шелф», всех кто выпускает экспериментальные тексты. Я уже не раз говорила про «Развод» Сьюзен Таубес. А вообще, последняя законченная книга — это (внезапно) «Зверский детектив» Анны Старобинец, которую очень люблю.

Что посоветуешь тем, кто только пишет первую книгу? 

Найти свой интерес. Писать книгу — долгий, мучительный путь. Роман — не рассказ, его пишешь годами и допишешь только если что-то двигает тебя вперед. Найти свой движок и идти на ним, за своим живым сердцем в тексте — то, что дотащит тебя до конца. Все остальное не дотащит. Хорошее планирование, железная жопа, курсы по творческому письму, выстроенный сюжет — не те инструменты, которые приведут к окончанию. Мое письмо начинается с интереса к теме и ее исследования. Это то, что мне важно и ведет за собой. Ищите то, что важно для вас и этого придерживайтесь.  

Беседовала Ксения Писцова