Григорий Служитель: «Пиши о том, чего больше всего боишься»
Григорий Служитель – имя не новое в театре, в литературе же он дебютант. Первый роман актера Студии театрального искусства под руководством Сергея Женовача был опубликован в редакции Елены Шубиной (издательство АСТ), автором предисловия к нему стал Евгений Водолазкин.
Существует расхожее мнение, что человек писателем не рождается, а становится. В одном из интервью ты говорил о том, что появился некий магнит и начал притягивать события книги, ее сюжет. У тебя есть момент, когда ты понял, что да, книга родилась, и ты стал писателем? Или это еще не случилось?
История была такая: я не сел за стол и вдруг решил: дай-ка я попробую себя в этой ипостаси. Буквально с детства меня к этому очень тянуло, и я понимал, что мне безумно интересна литература, что я так или иначе себя в этом вижу. Это не было спонтанным решением. Я писал всегда. Другой вопрос, что у меня не было ни единого законченного произведения. Зато в айфоне было около четырех тысяч заметок, я буквально ходил и что-то записывал. «Дни Савелия» стали первым законченным произведением, но я к нему шел, и очень многое из того, что оказалось в романе, было тем самым, записанным много лет назад. Я просто ждал, когда это можно будет как-то использовать.
Значит, написать книгу – это все-таки осознанное решение?
И да, и нет. Понимаешь, я даже актерским мастерством занялся в каком-то смысле позже, чем литературой. Вообще я первоначально хотел стать археологом, хотя это скорее были детские мечты, нет, пожелания... К литературе меня всегда безумно тянуло, я просто не знал, когда это случится. Я очень переживал, что в 20, 25, 30 лет у меня до сих пор нет ни одной повести, ни одного рассказа или романа. А с «Днями Савелия» … Я никогда специально не формулировал замысел, однако с рабочей точки зрения понимал, что мне надо выстраивать канву романа, понимать, что должно быть некое разнообразие персонажей, сам стиль, но я не формулировал идею. Это была подсознательная иррациональная работа.
То есть, у тебя не было такого: вот напишу план романа и буду ему скрупулёзно следовать?
Я действительно приблизительно понимал, о каком объеме должна идти речь, и план я написал, потому что мне нужно было понимать, каким образом и куда это будет идти. Во-первых, это был как некий паззл, не поступательная история. Я просто заполнял некоторые пробелы – что-то было написано и в самом деле в начале, а что-то – много лет назад. Я часто говорю о том, что когда мы стали общаться с Евгением Германовичем [Водолазкиным – прим. автора], он стал неким крестным отцом моей книги, мы с ним очень сдружились, сблизились, он сказал: «Послушай, это ведь книга о расставании». Действительно. Я даже слово это не формулировал, а потом начал об этом думать и – да, так и есть… Там много и о потерях, и о расставаниях. Но я не думал так.
Как ты относишься к литературной критике?
Я не могу сказать, что мне она безразлична. Тем более, это первая моя книга. Но получилось так, что люди, чье мнение мне дорого в настоящий момент, сказали мне очень положительные слова. Совпадение ли, не знаю, может быть, судьба. Четыре года назад, когда я прочитал роман «Лавр» Евгения Германовича, затем «Соловьев и Ларионов» (это любимая моя у него книга), повесть «Близкие друзья» – абсолютно гениальная вещь, которую я всем советую прочитать – я влюбился в его язык, я увидел за этим его как человека, как личность, и я не ошибся. Затем я просто написал ему e-mail. Причем ничего крупного я на тот момент не писал, мысли были, однако я не приступал к самому тексту. Когда я закончил роман, отослал его Александру Гаврилову и Марине Степновой, и, в первую очередь, Марина сказала мне теплые слова. Мне это было очень дорого, потому что она профессиональный, состоявшийся, классный писатель. Так вот, возвращаясь к критике, мнение Водолазкина для меня решающее, потому как это действительно человек, которого я безмерно уважаю и для меня лично он современный писатель номер один. Были мнения разных людей, но в целом книгу приняли хорошо. Для меня лично важно не столько то, что отзыв положительный, сколько то, насколько он вместе с тем содержательный, это здорово придает уверенности в себе, ведь автор я все-таки начинающий.
Если говорить о тексте непосредственно, вот книга уже издана и даже переиздание было. Возникало ли у тебя желание что-то в нем изменить? Или же ты его отпустил и он теперь живет своей жизнью?
У меня был очень хороший редактор, но имели место и некоторые, назовем это «киноляпы», когда, например, персонаж приходит в новогоднюю ночь в три часа, а куранты начинают бить позже. Именно эти моменты и приходится корректировать. Я люблю, когда классно написано, мне это дороже, чем просто что-то корявое, но о чем-то очень важном, этого я не понимаю.
Как тебе удается успевать все? Ведь ты и актер, и писатель, и музыкант… У тебя есть писательский график?
На самом деле актерская работа тоже требует огромных ресурсов, но ты понимаешь, что это своего рода режим. Роман же дался мне очень большой кровью, колоссальная концентрация всего организма, я абсолютно был обесточен. После этого мне нужно было много времени, чтобы собраться, так как это для меня все-таки первый опыт подобного рода. В момент написания я еще не понимал многих вещей, как и что…
Эта книга для меня очень важна во всех отношениях, и думаю, что в ней это чувствуется, ведь писалась она не ради наград и премий.
Я считаю, что для человека пишущего режим нужен обязательно. Нужно научиться проводить за столом хотя бы час в день, ведь это то же самое, что мышцы – иначе теряешь хватку. Еще бы я посоветовал слушать барочную музыку. То, как организованы концерты, симфонии, сюиты – лучший способ обучения композиции.
Как ты думаешь, каким образом можно побороть в себе страх писательской неудачи? Страх ощущения себя графоманом и никем больше?
Этот вопрос я для себя решаю так: графомания от не-графомании отличается только тем, что графомания – это плохо написанные тексты. Есть люди, пишущие очень мало и очень плохо и есть те, кто пишут много и классно. Сейчас я был в жюри одного конкурса и мне приходилось читать много рассказов. Было много разных текстов. Когда я вижу вроде бы простые вещи, но написанные здорово, пусть и с некоторыми огрехами, то меня они подкупают. Писателя, обладающего настоящим творческим ядром, всегда отличишь.
Знаком ли тебе так называемый страх чистого листа? Вроде бы и тема задана, но открытый вордовский файл пугает…
Есть такое, и, более того, это нормально, это естественно. Я вообще люблю людей сомневающихся. Талант – это ведь не данность, не разменная монета, которая у тебя всегда с собой, это как растение на подоконнике, которое надо подпитывать. Талант тоже надо подпитывать, он может иссякнуть. Талант конечен и очень важно работать, проверять себя, испытывать. Важно и то, о чем человек пишет. Как Бродский говорил: «Писатель измеряется его метафизичностью», причем вне зависимости от веры в Бога. Не так давно меня спросили насчет совета начинающему писателю. Сейчас ответ на этот вопрос я бы сформулировал таким образом: «Пиши о том, чего больше всего боишься».
Мне кажется, что только об этом и надо писать. О том, что тебя выводит из себя, что не дает тебе находиться в спокойствии.
Это вовсе не значит, что писатель не может написать нечто вполне себе умиротворенное.
Как ты считаешь, можно ли улучшить свои литературные способности и навыки? Литературный институт, магистратура, писательские курсы…
Я довольно скептически к этому отношусь, но есть тут, на мой взгляд, самый важный момент. Естественно, если ты находишься в правильной среде, то это и профессиональные, классные люди, которые рядом. Среда, которая тебя формирует. Если ты человек талантливый, то тебе это бесспорно помогает. Это учителя, это наставники. И второе, тоже главное – это режим. Ведь если у тебя есть задания, то ты приучаешь себя к тому, что ты должен сдать этот текст к дедлайну. Это правильно и очень здорово. То, как ты справляешься с этим, тоже очень важно, ведь это этюды, а любое обучение из них и состоит.
Ты однажды уже говорил, что твое перерождение из актера в автора, который творит сам целые миры, для тебя является самым важным. Кто для тебя сейчас важнее – твой зритель или твой читатель?
Читатель. Я очень люблю театр, но в литературе ты сам себе демиург, сам себе хозяин. Ты перед самим собой несешь ответственность за то, что с тобой происходит. В театре же ты очень зависим, слишком много обстоятельств, над которыми ты не властен.
