РАПП и попутчики: Литературные войны в «эпоху, которой не было»
В Доме И. С. Остроухова в Трубниках до 12 мая проходит выставка «Литературные войны 1920-1930-х годов: РАПП и попутчики». Почему эта выставка обязательна к посещению — в репортаже Татьяны Филипповой.
Проблема памяти едва ли не самая актуальная в современной России за последние двадцать лет. Каждый трактует ее по-своему, одни сравнивают пережитое с травмой, другие чувствуют потребность провести параллели с настоящим, третьи пытаются найти логическое объяснение тому, что логике не поддается.
Выставка «Литературные войны» не дает никаких оценок, но поднимает одну из важнейших тем: как в советской России происходило огосударствление литературы. А оно, как выяснилось, происходило постепенно, в несколько этапов, и даже «вполне логично». Как бы то ни было, на целых полвека после описываемых экспозицией выставки событий русская литература превратилась в область производства, стала такой, какой никогда прежде не была — идеологически приправленной.
Обычно литературная выставка — это книжки в витринах, фотографии на стене. Формат «Литературных войн» — другой, это — выставка-исследование.
Вместо книг, представляющих литературные группировки — визуальный образ Москвы, породившей множество литературных группировок (издательство «Узел», имажинисты, «Серапионовы братья», РАПП, «ЛЕФ» и «Перевал»), Дом Герцена, условный пароход, везущий писателей на Беломорканал, ночной приезд сотрудников НКВД.
Продолжая концепцию «Квартирного вопроса», на время превратившей залы музея в большую коммунальную квартиру, в которой соседствовали кабинеты Алексея Толстого и Андрея Платонова, Александра Фадеева и Михаила Булгакова, она ничуть не уступает им по размаху замысла и оригинальности воплощения: сегодня в доме И.С. Остроухова звучат голоса, которые молчали почти сто лет.
Организаторам удалось осуществить нечто особенное в стенах музея; выставка пугающе реалистична. На одной из карикатур писатели бегают друг за другом с ножами, втыкают их в спины, причем, все писатели угадываемые. Стена РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей) «противопоставлена» стенам попутчиков. Стены попутчиков изобилуют стихами, на стене РАППа вместо стихов — агрессивные обложки книг, словарь рапповца — РАПП начинает выдумывать один унифицированный язык, с помощью которого он травит попутчиков.
Постепенно, переходя из одного зала в другой — из одной сцены в другую, нутром чуешь нарастающий ужас надвигающейся развязки: одинаковую гибель и «правильных» рапповцев, и «неправильных» попутчиков в эпоху тотального идеологического террора. Тем сильнее звучат финальные аккорды — рукописи и в самом деле не горят.
Во время открытия выставки заведующий кафедрой литературной критики РГГУ Михаил Одесский отметил, что для этого периода еще нет слова, очищенного от идеологических штампов.
— Что такое литературное состязание, и чем чревато, когда вдруг в эти состязания вторгается государство. В 20-е годы это еще эстетическое поле, но уже становится понятно, что пролетарские писатели — это не писатели-рабочие, а писатели, выражающие идеологию пролетариата. «Попутчики», но вряд ли доедут до конечной станции.
Деньги были даны послушным, и это было сделано в противовес концепции Троцкого, который сказал, что в литературе, как и в армии, нужны специалисты. Эта война также регулировалась уголовным кодексом, определявшим понятие контрреволюционной пропаганды, которая может быть использована врагами государства. Но, в конечном счете, победили книги, потому что выжили.
Несмотря на столетнюю давность, события 20-30-х годов ХХ века требуют пристального внимания, убеждена куратор выставки Наталья Громова. Большая часть выставки строилась на материале ее книги «Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы. Из литературного быта конца 20-х–30-х годов». 
Наталья Громова. Фото: Татьяна Филиппова
— Выставка «Литературные войны» — это в некоторой степени попытка понять эпоху, которую мы не очень хорошо себе представляем, — говорит Наталья.— Мы знаем стихи Ахматовой, но мало о том, что ее окружало. Про это всегда было очень мало написано, тема эта была закрыта от большинства людей. А она утром открывала газету, а в ней говорилось, что она «тепличное растение, взращенное помещичьей усадьбой». Причем все, кто это писал, были очень искренние люди, которые считали, что надо выполоть ее как сорняк.
Литературная борьба была отражением борьбы, которая велась на верхушке власти после революции 1917 года. За каждой фигурой писателя стоял определенный партийный человек, например, Мандельштаму и Пастернаку помогал Бухарин, а когда Бухарина не стало, с этими писателями произошли разные несчастья. Словом, литературные войны — это сложная многоуровневая система. Внешне они выглядели как столкновения одних группировок с другими — Маяковский сталкивался с новомировцами, конструктивисты — с Маяковским, но каждый такой выпад — чья-то трагическая судьба. Статья в газете могла лишить человека продуктовых карточек, по наветам рапповцев люди отправлялись на Соловки. Авербах расчеркивает публикацию «Усомнившегося Макара» Платонова разноцветными карандашами, пишет разгромную статью… а в 37-м году сам попадает под раздачу.
Благодаря фондам, нам удалось собрать на этой выставке огромное количество карикатур, стихотворений, воспоминаний, документов и книг, буквально вынутых из домов — и это настоящее чудо. Восемьдесят процентов писателей, о которых идет речь, погибли в застенках, люди, опасаясь преследования, избавлялись от всех свидетельств, сжигали в печке, вырывали страницы, вы увидите эти книги с вырванными страницами на выставке.
Поэтому сегодня мы поднимаем эпоху, которой в какой-то момент фактически не было.
Мы стоим с Натальей у комикса — в картину «Ответственность на вас» Яра-Кравченко и Зарубина, на которой изображена встреча писателей на квартире у А.М. Горького, вписаны фигуры Сталина и Авербаха. Наталья утверждает: на картине их нет, но на встрече они были. Именно тогда, 26 октября 1932 года, Сталин и писатели заключили договор о Переделкино, машинах, дачах и деньгах, которые последние будут получать за свой труд. И ровно оттуда пришла фраза Сталина о том, что писатели — это инженеры читательских душ.
— О содержании этой встречи мы узнали только в 90-е годы. Никто из писателей, и даже сам Фадеев, никогда не вспоминал о своем рапповском прошлом. Вся верхушка РАППа была расстреляна.
Мы идем дальше. В 1932-м году, когда РАПП заканчивает свое существование, многие писатели вздыхают свободно, наконец-то закончилось «раппство»! Но взамен государство устраивает писателям утопию, отправляет их в поездки по стране, итогом которых становится грандиозный литературный проект — книга о Беломорканале. Именно с нее начнется эпоха литературных колхозов, как называл это Горький.
Художник выставки Олег Николаев обращает мое внимание на то, что выставка специально сделана так, чтобы человек мог существовать на выставке довольно долго. Мог пробежаться глазами по карте поездок писателей, которая не что иное, как листы А4, остановиться и вчитаться в старые железнодорожные билеты 30-х годов, на которых указано, куда писатель ездил и что из поездки вынес. 
Фото: Татьяна Филиппова
— Вот поездка Пастернака в Свердловск, откуда он сбежал через месяц: «не могу есть, когда вокруг голод и я это вижу». Творческих результатов поездка не принесла… Бывали и смешные случаи. Например, в 1933 году писателей Вячеслава Шишкова, Алексея Толстого и Самуила Маршака попросили присутствовать при подъеме парохода, затонувшего в 1916-м году. Эта поездка тоже ничего не принесла, но потому что писатели охотились, рыбачили, и по всей видимости выпивали, — говорит Олег.
—Беломорканал был своего рода потемкинской деревней, пиар-проектом, собравшим писателей специально для того, чтобы они написали, как все здорово и прекрасно, — подхватывает Наталья. — Писателям показывали людей в чистых одеждах, сидящих на чистых скамейках, в окружении цветов. Они брали у них интервью. Главная идея книги была в том, что там переделывают людей. Это очень нравилось Горькому, ему казалось, что труд — это кузница нового человека. А драматург Погодин нашел этому подтверждение: он съездил и написал о том, как уголовники и проститутки, благодаря перековке, становятся новыми людьми. Но на этой же самой перековке писатели встречали своих знакомых, тоже писателей.
Примечательно, что в литературных войнах участвовали не только люди, но и книги. В четвертом, самом последнем зале представлены книги, пережившие свое время — книги Ахматовой, Мандельштама, Платонова, Зазубрина, словом, всех тех, кого больше всего клеймили.
Наталья Громова убеждена: эта ситуация драматическая, но вечная.
— Ведь чтобы написать неправду, писатель должен себя ломать, но ломая, он неизменно рискует потерять дар. Эти писатели победили, потому что страдали и гибли, но оставались верными себе и своему дару.
