Персефонов помин

За что вручили Нобель по литературе 2020 и когда его получит Кинг читайте в материале Сергея Лебеденко.

В одном из стихотворений теперь-уже-лауреата Луизы Глик есть такие строки:

The master said You must write what you see.

But what I see does not move me.

The master answered Change what you see.

В вольном прозаическом переводе: «Молвил мастер: «Пиши о том, что видишь». Но то, что я вижу, меня не вдохновляет. Мастер ответил: «Измени то, что ты видишь». Звучит как цитата для мотивационных постов в инстаграме или самодельных открыток, но на самом деле говорит больше о выборе Шведской академии, если подумать о контексте.

2020 год нещадно бьет по каждому из нас, даже если наши родные и близкие в порядке. Не проходит ни одной недели без крупной катастрофы, на последнее время приходится гибель морских животных в Авачинской бухте на Камчатке и новая война в Нагорном Карабахе, не говоря уже о второй волне пандемии и бесконечных судах над политическими активистами и правозащитниками. 

Календарная дата, конечно, совсем ни при чем. Но в будущем мы вряд ли захотим вспоминать 2020 год. Год, когда мы чувствовали себя хрупкими. На собственной земле мы стали чужими. 

Из еще одного стихотворения, «Персефоны-скиталицы»:

В первом варианте Персефону 

отняли у матери, 

и богиня Земли 

наказала Землю — это 

согласуется с нашими знаниями о поведении людей, 

человеческие существа испытывают чувство глубокого удовлетворения, 

совершая зло, особенно —

невольное зло: 

это можно назвать 

отрицательным созиданием. ( пер. Ольги Брагиной )

В оригинальном стихотворении заложено много смысловых слоев. Там и тоска по утраченной невинности, и белый как цвет депрессии, и покрываемое зло, и рассказ о жертве, которую заставили молчать, – но главное, что очень точно поймано чувство глубокого удовлетворения природы, которая начинает мстить человечеству с его антропоценом за десятилетия молчаливого одобрения экологических катастроф. Пожары в Калифорнии и вырвавшаяся на свободу сибирская язва, которая торопится убивать детей, – только начало. 

Молчание женщин, мстительная природа – актуальные темы, но было бы неправильно думать, что нынешний выбор Шведской академии – лишь «отработка повесточки». Нобель по литературе не существует в вакууме: у него, конечно, отдельное жюри, но он сосуществует в ряду других наград. Которые вручаются в основном за выдающиеся открытия, распахнувшие горизонты для новых поколений исследователей: черные дыры, редактирование генома, гепатит C – в этих отраслях уже работают тысячи ученых. И точно так же куда важнее, чем цвет кожи и пол Луизы Глик, сходство с другим нобелевским лауреатом, которое усмотрел один мой приятель: «Это очень похоже на Бродского». И правда, если сравнить их стихи, можно найти общие черты: интроспекция, некоторый эгоцентризм, апелляция к классическому мифу, индукция – от частного опыта к общему, меланхоличность. А на американскую поэзию Глик оказала не меньшее влияние, чем Бродский, пусть их техника стихосложения и отличается. 

Но есть и существенная разница: где Бродский реакционен и громок, там Глик старается услышать. От того и кажется, что голос у нее тихий. Вспомните строчки из самого начала моего эссе: «Изменить, что ты видишь» – значит не столько менять мир своими руками, сколько сменить перспективу. Снег может оказаться слезами Персефоны, а лужайка, на которой вы стоите, – чьей-то могилой. (Любопытно, к слову, что смена перспективы по отношению к античным героям – своеобразный нарастающий тренд в современной литературе: нам рассказывают о точке зрения Цирцеи, Патрокла, Владычицы озера Нимуэ из мифов о короле Артуре и т.д.) Не то чтобы это был какой-то новый призыв – но для консервативной институции вроде Нобеля призвать к развороту в сторону других точек зрения действительно шаг решительный, сравнимый разве что с недавней энцикликой Папы Римского, в котором он в духе левых философов осудил капитализм. 

Потому что Нобель, как и любая почтенная институция, очень консервативен и, кажется, до сих пор не воспринимает авторов масскульта в качестве потенциальных нобелиатов – и это в эпоху, когда nobrow стало мейнстримом. Поэтому списки авторов массовой литературы, которым можно было бы дать Нобеля, скорее всего, останутся комитетом незамеченными, – ведь посыла мало, важна и новизна, и техника, а с этим у нобелиатов последних лет все в порядке. В отличие от авторов массовой литературы, тексты которых полны глубины и смысла, но которые заметно стоят на плечах гигантов модернизма и романтической эпохи. 

В истории с Нобелем интересно не только то, по какому принципу отбирали очередного лауреата, но и то, что мы по-прежнему с предвкушением ждем очередной выбор комитета, когда все прочие премии свой флер окончательно растеряли. Опросив читателей своего канала в «Телеграме», я выяснил, что лишь меньше 30 % подписчиков интересуются новостями «Большой книги» – номинально главной литературной премии страны. Что уж говорить о премиях зарубежных, в списки которых часто попадают авторы-дебютанты и которые интересны главным образом отечественным книгоиздателям. В эпоху цифровых развлечений осталось крайне мало институций, которым достаточно указать пальцем на автора как на голос эпохи, и пусть этот жест выглядит слегка комичным (четыре человека выбирают писателя, которого стоит читать всему миру – звучит как сценарий для теории заговора), то, что у нас все еще есть камертон, который чувствует вибрации далеких ветров и близких голосов, требующих трибуны, – знание по-своему успокоительное.

Сергей Лебеденко