Написанному не верить

Обычно мы верим всему, что написано в книгах. Но иногда не стоит доверять даже рассказчику. О ненадежных нарраторах читайте в материале Жени Скобиной и Марго Гритт.

Читатели бывают разные, но все-таки есть у них одно объединяющее качество. Эти люди, как правило, любят на досуге пораскинуть мозгами и не терпят, когда их водят за нос. Но если какому-нибудь писателю удастся обвести их вокруг пальца изящным манером, они тут же окажутся на седьмом небе от счастья.

Иные ловкачи не планируют ограбления с такой степенью детализации, с какой писатели продумывают свой обман. В лабиринт текста они помещают мышеловки и для приманки используют отборный сыр. Главная задача — увлечь, сбить с толку и даже околдовать. Как только ничего не подозревающий читатель оказывается внутри, ловушка бесшумно захлопывается.

В нарратологии рассказчика, который вводит читателя в заблуждение, называют ненадежным. Впервые термин «недостоверность» ввел Уэйн Бут в 1961 году. В работе «Риторика фикциональности» он исследовал ненадежность рассказчика как сознательную авторскую уловку. 

Рассказчик либо беззастенчиво вешает лапшу на уши, либо уходит в глухую несознанку,  либо его трактовка событий от реального положения дел далека также, как космический аппарат Вояджер-1 от планеты Земля. Часто в роли ненадежного рассказчика выступает неразумное дитя, любитель закладывать за воротник, чудак с расстроенным воображением или человек, чей котелок давно прохудился. Однако с первых страниц вотум недоверия рассказчику предъявить никак нельзя. Он описывает события согласно извращенной логике, которая, как и любая другая, имеет свои законы.

Читатель доверчиво следует за предоставленным Вергилием и не задается лишними вопросами. Но чем меньше остаётся страниц, тем чаще приходит любителю изящной словесности мысль, а не ударился ли наш рассказчик в детстве головой. В финале, конечно, все оказывается не тем, чем представлялось. Озадаченный читатель отматывает пленку обратно и переосмысливает события, которые он на голубом глазу принял за чистую монету.

Типы ненадежного рассказчика 

Ненадежных нарраторов можно разделить на две большие категории: первые намеренно сообщают неверные сведения или неверно интерпретируют факты, то есть говорят нам меньше, чем знают, а значит, не заслуживают доверия. Вторые не пытаются обмануть нас нарочно, просто ошибаются: передают недостаточные сведения или неполно интерпретируют факты в силу собственного недостатка знания или неспособности восприятия. Если к первым можно отнести преступников и плутов, то ко вторым — душевнобольных и детей. Подробнее разберем на примерах. О ненадежном рассказчике невозможно говорить без спойлеров, так что пристегните ремни.

Итак, наиболее распространенные типы:

• «Лжец». Рассказчик нарочно искажает факты, например, чтобы скрыть преступление. «Убийство Роджера Экройда» стал первым романом, который нарушил правило классического детектива, и убийцей оказался не дворецкий, а... сам рассказчик. Современники Агаты Кристи остались недовольны, обвинили писательницу в мошенничестве и нечестной игре с читателями. Но доктор Шеппард все-таки занял достойное место в галерее ненадежных нарраторов, во многом благодаря Борхесу, по словам которого круче может быть только книга, в которой преступником окажется читатель. Еще пример: набоковский Гумберт Гумберт из «Лолиты», который пытается оправдаться перед читателями за совершенные проступки. Мы имеем полное право не доверять ему, как рассказчику, и навесить на него громкий ярлык «лжеца».
• «Шут». Рассказчик лжет не для того, чтобы скрыть злодеяния, а потому что лгать весело. Герои плутовских рассказов из «Признаний авантюриста Феликса Круля» Томаса Манна или из «Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена» Лоренса Стерна не прочь повеселиться и затеять с читателями интеллектуальную игру. Тристрам Шенди, например, с уверенностью рассказывает о событиях, свидетелем которых он никак не мог быть, потому что еще не родился. А Феликс Круль, «поставив себе за правило неукоснительно держаться истины», сам признается в своей бурной фантазии, которой не стоит доверять: «Например, я просыпался утром с твердым намерением весь день быть восемнадцатилетним принцем по имени Карл и твердо держался этого решения не только до вечера, но много дней подряд» .

Пока мы не ушли далеко от комедии, стоит сказать, что иногда авторы вводят ненадежных нарраторов для создания иронического эффекта, чтобы высмеять ограниченность видения персонажа, или его хвастовство. К хвастунам, склонным преувеличивать свои достижения относится известный выдумщик барон Мюнхгаузен, персонаж рассказов Распе, который травит байки о вишневом дереве на голове оленя или о путешествии на Луну, уверяя в их правдивости. Кстати, русские редакторы не полагались на чувство юмора читателей и снабжали первые издания для детей и юношества предисловием о том, что врать и хвастаться нехорошо.

• «Сумасшедший». Рассказчик неадекватно воспринимает реальность из-за ментальных проблем. Масса примеров: Вождь из «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи, Патрик Бэйтмен из «Американского психопата» Брета Истона Эллиса, безымянный Рассказчик в «Бойцовском клубе» Чака Паланика. В «Цветах для Элджернона» трансформация героя происходит прямо по ходу сюжета — умственно отсталый взрослый с интеллектом четырехлетнего ребенка не понимает, что над ним издеваются его «друзья», но после операции на мозге он обучается, и его ограниченное видение начинает расширяться, из ненадежного рассказчика он почти превращается в объективного. 

Еще на одном примере «сумасшедшего» рассмотрим, как автор добивается сочувствия к герою, которому нельзя доверять. Новеллу «Желтые обои» Шарлотты Перкинс Гилман 1892 года можно отнести к жанру хоррора в духе Эдгара Аллана По. Но ненадежная рассказчица, которая оказывается запертой в комнате с желтыми обоями и сходит с ума по ходу повествования, здесь не для того, чтобы одурачить читателя, а для того, чтобы поднять болезненный вопрос о положении женщин в обществе. По словам Джеймса Фелана, исследователя нарративной теории, бывает, что«информация нарратора в буквальном смысле недостоверна, но метафорически достоверна».«Например, дискурс умственно отсталого нарратора (или сумасшедшего, как в нашем случае) может сообщать неверные сведения или давать неверную интерпретацию на первый взгляд, но на более глубоком уровне он может схватывать "некие исходные истины", что согласуется с намерением автора, и таким образом вызывать в читателе определенную степень симпатии». Прогрессирующее безумие рассказчицы — метафора, а значит, читательницы, несмотря на ненадежность рассказчицы, могут идентифицировать себя с ней и сопереживать.

• «Ребенок». Рассказчик может быть в буквальном смысле ребенком, незнакомым со взрослым миром, как Гекльберри Финн. Делая его нарратором, Марк Твен добивается наивного «остранения»: например, Гекльберри кажется, что вдова, которая присматривает за ним, ворчит, хотя, на самом деле, она произносит молитву. Ребенком рассказчик может быть и в переносном смысле — формально взрослый, но с простодушными представлениями о реальности. В книге «Поворот винта» Генри Джеймс не дает определенный ответ на вопрос, пригрезились ли гувернантке привидения, или они были на самом деле, — читателю предоставлен только субъективный взгляд героини, а она, начитавшись готических романов, с легкостью готова поверить в потусторонние силы.

Конечно, можно сказать, что любое повествование от первого лица ненадежно, потому что ни один рассказчик, как в литературе, так и в жизни, не бывает полностью объективным. Но все же читатель заключает с автором негласный договор «Написанному верить». У нас нет повода не доверять Робинзону Крузо, доктору Ватсону или Джейн Эйр, несмотря на то, что они ведут повествование от первого лица в форме мемуаров, дневников, внутреннего диалога или прямого обращения к читателю. Надежный рассказчик выдерживает проверку на «логичность» до конца текста, а ненадежный все-таки рано или поздно проваливается.

Однако субъективностью пользовались многие писатели, соединяя несколько точек зрения в одном произведении, как раз, для создания эффекта ненадежности. По отдельности все герои вроде бы говорят правду, но если их рассказы соединить... Знаменитый пример — «В чаще» Рюноскэ Акутагавы, где читатель в роли следователя, выслушав разные версии одного события, сам должен вынести приговор, кто же убил самурая.

Как создать ненадежного рассказчика?

1. Вести повествование от первого лица.
2. Можно выбрать один из классических типов: лжец, шут, сумасшедший, ребенок. Или придумать свой!
3. Рассказчик не обязательно должен принадлежать к определенному типажу. Такие качества, как жадность, доверчивость, психологическая и нравственная глухота, растерянность, невинность могут стать причиной ненадежности.
4. Определить слепые зоны. У рассказчика должен быть ограниченный взгляд, неспособность видеть истинное положение дел.
5. Образ рассказчика должен постоянно двоиться, мерцать. Он должен быть соткан из противоречий. Действия должны возражать утверждениям. Утверждения вести полемику с заявленной идеологией. Идеология не должна сходиться с действиями.
6. Рассказчик должен высказывать суждения, которые не найдут подтверждения в финале, и даже будут этим финалом опровергнуты.
7. Приветствуются речевые тики, противоречивые высказывания и двусмысленные образы. 
8. Ненадежность может обнаружиться благодаря столкновению с другими точками зрения. Остальные персонажи должны отчаянно спорить с позицией рассказчика, пусть скажут ему, что привидений не существует.
9. Разбросать по тексту подсказки, как хлебные крошки, из которых будет следовать, что позиция или поведение рассказчика — отклонение от нормы. Читатель рано или поздно должен догадаться, что рассказчику доверять нельзя. 

Ненадежный рассказчик — это зеленые очки, который выдает Страж Ворот при входе в Изумрудный город. Читателя окружает обычный мир, а ему все кажется иным, новым, волнующим. Он не сразу понимает, что нежность Дровосека, смелость Льва и мудрость Страшилы идёт вовсе не от тряпичного сердца, волшебной воды и булавок.

Литературное произведение устроено так, что читающий и сам обманываться рад. Ненадежный рассказчик в удовольствие валит с «больной» головы на здоровую. И читатель ненадолго, но все же переселяется в трехглазого ворона, и видит мир его глазами. Человек получает уникальный опыт, недоступный в обыденной жизни. Да, этот опыт искаженный, неверный, а иногда и вовсе лживый, но взгляд со стороны иногда помогает понять проблему. 

Другой ракурс, эффект «остранения», редкие переживания, тонкая ирония — все это дело рук ненадежного рассказчика. 

Но, пожалуй, истинное предназначение нарратива с недостоверным источником — интеллектуальная игра, в которой писатель ангажирует читателя на кадриль.

Женя Скобина, Марго Гриттт