«Если у вас очень много идей, которыми хочется поделиться, пишите философский трактат»
Дмитрий Данилов хорошо знаком читателям. Он давно пишет романы и стихи. В 2016 году он начал писать пьесы, а фильм «Человек из Подольска», снятый Семеном Серзиным по одноименной пьесе Данилова, стал триумфатором прошедшего «Кинотавра». Мы поговорили с Дмитрием о пути автора, смене жанра и разнице между театром и литературой.
Дмитрий, как вы, состоявшийся прозаик и поэт, оказались в драматургии?
– Хотелось освоить какую-то новую территорию, попробовать себя в новом жанре. Сыграл свою роль пример старых друзей Андрея Родионова и Кати Троепольской, которые буквально на моих глазах стали востребованными, известными драматургами. Возникла мысль: надо и мне попробовать. Вот, попробовал.
Вы вошли в театральный мир. Он вам понравился? Чем он отличается от поэтической и прозаической тусовок?
– Да, театральный мир мне очень понравился. От литературного мира, довольно тихого и камерного, театральный отличается своим бурлением и кипением. Это не потому, что один лучше, другой хуже. Просто литература – дело одинокое, в ней нет той перформативной составляющей, которая есть в театре. Отсюда камерность литературного мира и кипучесть театрального. Но мне оба эти мира очень дороги.
В том году на «Кинотавре» у вас состоялась громкая премьера – фильм Семена Серзина «Человек из Подольска» по вашей дебютной пьесе. Семен Серзин – театральный режиссер, вы – театральный драматург. Как так вышло, что вы сделали фильм?
– Началось всё с театральной постановки. Семён Серзин поставил мою пьесу «Человек из Подольска» на сцене Волковского театра в Ярославле. Причём постановка состоялась на большой сцене, в огромном зале на тысячу зрителей. Всё это происходило в рамках фестиваля «Играем вместе» 2018 года. На премьеру приехала кинопродюсер Наталья Мокрицкая, спектакль ей понравился, и вот у неё возникла идея сделать фильм по этой пьесе. Наталье понравилась режиссёрская работа Семёна, и она предложила ему дебютировать в кино. Я со своей стороны был только за, мы заключили договор, и процесс пошёл.
Вы принимали участие в адаптации пьесы под кино?
– Нет, киноадаптацией занималась профессиональная сценаристка Юлия Лукшина, я в процессе не участвовал, продал права и отошёл в сторону. Увидел конечный результат вместе со зрителями.
Обычно, когда пьеса переписывается в сценарий, создатели идут по пути увеличения количества сцен и сокращения диалогов. Иногда текст оригинального произведения меняется до неузнаваемости. Я, как и некоторые наши читатели, фильм еще не видел. Произошло ли подобное в случае «Человека из Подольска»?
– Конечно, в сюжет фильма были внесены значительные изменения, добавились новые сцены, локации. Но сценарист и режиссёр поработали с текстом бережно – это совершенно не тот случай, когда автор не узнаёт своего собственного текста. Бо́льшая часть диалогов сохранена, основа сюжета тоже.
Многие авторы болезненно воспринимают изменения в их тексте. Иногда режиссер выбрасывает какую-то сцену или монолог, но еще чаще интерпретирует действие и героев не совсем так, как задумывал автор. Как вы воспринимаете режиссерскую интерпретацию текста?
– В целом мне, как и любому, наверное, драматургу хотелось бы, чтобы текст при театральной постановке (о кино я сейчас не говорю) был сохранён полностью или почти полностью. С другой стороны, в моей практике бывало, что режиссёры значительно отходили от изначального текста, и получалось как раз хорошо. В общем, я не настаиваю заранее на том, чтобы текст был воспроизведён слово в слово (может быть, пока не настаиваю). Я понимаю, что у режиссёра должен быть определённый простор. А что касается режиссёрских интерпретаций вообще – что тут скажешь. Они бывают гениальными, бывают удачными, бывают неудачными, бывают чудовищными. Раз на раз не приходится. Я думаю, драматургу надо к этому относиться со здоровым стоицизмом. Я для себя вывел формулу: «чем больше постановок, тем больше плохих постановок». Но мне в целом везёт. Из тех постановок моих пьес, которые я видел (десятка два точно наберётся, а то и больше) удачных гораздо больше, чем неудачных, а совсем, на мой взгляд, плохих – буквально единицы. Так что мне грех жаловаться.
А бывает такое, что режиссеры выходят на связь и просят совет? Мол, расскажите мне про эту сцену: что в ней происходит? Или: как вы видите этого персонажа? Какая у него история?
– Обычно нет, это совсем единичные случаи. Режиссёрам наши советы не нужны.
Почему современную драматургию мало читают литературоведы? Пьесы редко попадают в списки по типу «тексты года», «новинки месяца» и так далее? Хотя событий, связанных с современной драматургией, очень много: премьеры, экранизации, фестивали...
– Я думаю, что драматургию привыкли считать чем-то, относящимся к театральной сфере, хотя это, в общем-то, часть литературы. Это просто такая сложившаяся традиция. Я заметил, что театральный и литературный миры очень мало пересекаются. Литераторы мало знают о театре, театральные люди не очень активно читают современную прозу и поэзию. Даже не знаю, с чем это связано, – вроде бы, это должны быть очень близкие среды.
Дмитрий, вы находитесь между трех миров: драматургия, проза и поэзия. Как вы оцениваете положение современной литературы в целом? Где жизнь кипит, а где замерла?
– Очень трудно рассуждать об этом, находясь внутри процессов. Я уже говорил, что в театральном мире ощутимо больше событий, движухи, вообще разной активности. При этом, как мне кажется, в современной русской поэзии наблюдается настоящий расцвет, одновременно работает много выдающихся авторов. О серьёзной современной поэзии за пределами очень узкого поэтического же круга почти никто толком на знает.
Какие тексты последних лет вас особенно впечатлили?
– Я бы выделил сборник прозы Аллы Горбуновой «Конец света, моя любовь». Тексты невероятной силы и одновременно ни с чем не сравнимого лиризма. Алла вообще большой, выдающийся поэт и прозаик, я очень люблю всё, что она делает. Недавно я прочел пьесу Виктории Костюкевич «Страна Вась» – выдающийся поэтический текст.
Каких текстов вы бы хотели видеть больше? Есть что-то, что ускользает от авторов?
– Вот на этот вопрос мне трудно ответить. Не скажешь ведь: как-то не хватает мне текстов о работниках деревообрабатывающей промышленности, совсем эта тема ускользает от авторов. У меня такого нет. Текстов разных много, я читать не успеваю. Всего хватает.
Вы ощущаете в себе самоцензуру? Бывает такое, что хочется о чем-то написать, но вы себя останавливаете?
– Обычно нет, но, когда пишу пьесы, иногда проскакивает мысль: наверное, вот это будет трудно на сцене поставить. Я не считаю это большой проблемой для себя.
Сейчас вы много преподаете, в основном драматургам. Как бы вы описали современных начинающих авторов? Чего они ждут от занятий? Как они пишут первые тексты?
– Я могу сказать, что меня поражает высокий средний уровень и письма и понимания литературы и театра у людей, которые приходят ко мне заниматься. То есть, в подавляющем большинстве это люди от талантливых до потрясающе талантливых. Чего они ждут от занятий? Мне кажется, они идут не столько за какими-то глубокими теоретическими знаниями (за этим люди идут на факультет театроведения), сколько за вдохновляющей средой и обратной связью. Я надеюсь, что они это получают на моих курсах.
Недавно я читал один современный премированный роман и был удивлен, насколько не современным языком он написан. Так никто не пишет, не говорит и не думает, все время спотыкаешься. В драматургии так обычно пишут те, кто не читает современных пьес и считает, что нужно делать, как Гоголь. А что насчет прозы? Как думаете, это тенденция или я наткнулся на исключение?
– Могу только констатировать, что ты обозначил действительно существующую проблему – письмо мёртвым, устаревшим, насквозь литературным, «красивым» языком. Да, это есть и в драматургии, и в прозе. Даже не знаю, что с этим делать. Просто у некоторых авторов это – слабое место.
Как не надо писать литературу?
– Мне кажется, не надо стараться впихнуть в художественный текст свои великие идеи, без которых человечество не знает, как ему жить. Я всегда говорю на всех курсах: если у вас очень много идей, которыми хочется поделиться, пишите философский трактат, а не пьесу или роман.
Сергей Давыдов