«Настоящая литература всегда говорит о себе самой»

7 апреля в рамках проекта «Литературные среды» на Старую Басманную пришел писатель и сценарист, лауреат бесчисленных премий, среди которых «Русский Букер» и «Ясная поляна», Андрей Дмитриев, у которого совсем недавно вышла новая книга – «Этот берег». Говорили об отношениях писателя и читателя, разбирались, можно ли написать текст, гарантированно интересный миллионам и дискутировали о природе страха. Провела встречу руководительница магистратуры «Литературное мастерство» Майя Кучерская.

«С годами меня волнует все больше — кому мы пишем и как. Что такое читатель?» — так Андрей Дмитриев начал встречу. Он рассказал, что в его молодости общепринятой была формулировка «Писатель пишет для себя», намекающая на внутреннюю свободу говорящего, хотя сам писатель считает, что она указывает скорее на несвободные обстоятельства жизни.

 

«Различаемся мы, все пишущие, по одному признаку: одни точно знают, для какой страты они пишут, мы называем это массовой литературой, но это неправильно, потому что масса бывает разная, а другие писатели пишут для некоего абстрактного читателя».

 

Дмитриев рассказал, что всегда представлял читателем человека, который может дополнить текст. Он сравнил текст с партитурой, а читателя – с музыкантом, на исполнение которого влияют множество факторов, вроде инструмента, квалификации, опыта и трактовки. И все же самое главное отличие одного читателя от другого — воображение. Каждый читатель воображает себя на месте героев или смотрит на героев со стороны, и хотя у всех нас есть опыт «общего воображения» — кинематограф, читательское воображение остается уникальным.

 

Позже, отвечая на вопрос Майи Кучерской о том, нашел ли он своего читателя, Дмитриев подробнее объяснил, почему читатель так важен для него.

 

«Почему меня все время мучает, кто читает книги, а кто не читает? Потому что единственный способ не позволить воображению атрофироваться— постоянное и разнообразное чтение. Это свободный диалог с книгой. Это связано напрямую с очень важными этическими моментами, касающимися как сегодняшней жизни, так и прошлой.

 

Говорят: «Сталин убил миллион людей, но зато он был…» В этой странной и бесчувственной оценке ситуации есть недостаток воображения. Потому что представить, что не тебя даже, а твоего близкого друга утром выдернут из кровати, бросят на холодный пол, привезут, разденут догола, измордуют, как все будет происходить дальше, как поведут по коридору и всадят пулю в затылок и как мозг этого человека забрызгает стены — невозможно. А чтобы воображение работало, людям надо все время читать»

 

Рассказал Дмитриев и о своем отношении к критике и профессиональным читателям – критикам.

 

«Настоящая литература описывает жизнь в ее частных проявлениях, но при этом в итоге все равно говорит о литературе, как о высшем проявлении жизни. Всегда говорит о себе. Настоящая критика, описывая явления частные или совокупные, всегда исподволь и в итоге говорит о жизни. Мне неинтересна объективная критика, мне интересен страстный взгляд критика на жизнь. Это попытка понять жизнь через литературу».

 

За время встречи Дмитриев не раз говорил о взаимосвязи реальности и художественного вымысла и их влиянии друг на друга. «Я начинаю думать: “а о чем мы пишем? Люди моего поколения, люди старше меня? И я понимаю странную вещь: мы пишем не о жизни, мы пишем о советской жизни». Дмитриев считает, что сейчас очень мало книг, описывающих современную жизнь и повседневный опыт людей, то, из чего на самом деле состоят их жизни. И хотя советский опыт будет еще долго отзываться в искусстве, и уйти от него невозможно, Дмитриев думает, что следующее поколение писателей сможет как-то изменить сложившуюся ситуацию.

 

На встрече с писателем много говорили о классике. Так Дмитриев вспомнил статью «Шопен» Пастернака, в которой речь идет о реализме как о «свободном и ответственном искусстве» и фразу «если Бог пошлет мне читателей» Пушкина.

 

Дмитриев уверен в том, что универсального рецепта успеха не существует и предугадать заранее, будет ли какая-либо рукопись пользоваться успехом, невозможно.

 

Постукивая ногой в ритм, Дмитриев прочитал первые пару страниц из своего нового романа «Этот берег». Не удивительно, что сразу после чтения у него спросили, ритмизировал ли он этот текст специально. Автор вспомнил два своих романа — «Призрак театра» и «Бухта радости», где он действительно старательно задавал тексту ритм, но оказалось, что в новом романе он не планировал этого делать.

 

«Здесь у меня нет впечатления ритмизированной прозы но есть у читателя. Наверное, это мой тайный изъян, который стал явным. Я когда-то сказал себе, что я— лирический поэт, который пишет прозу, потому что не умеет писать стихи. Так оно и есть».

 

Писателю задавали вопросы не только о форме, но и о сути его последнего романа. В том числе о причинах, побудивших главного героя переоценить свою жизнь и попытаться пробиться из «нанятой» жизни в «настоящую». Оказалось, что ключевое для понимания романа понятие — страх.

 

«Пусть это даже не выглядит, как страх, а выглядит как разумные доводы. А страх всегда весь состоит из разумных доводов. Как не упустить момент, который длится две-три секунды, два-три часа, два-три года? Тебе дается шанс, а ты им не воспользовался, потому что помешали разумные доводы, помешал страх. Что предопределено? То, что с нами происходит? Или то, что должно было с нами произойти, но не произошло?» 

 

Писатель не знает ответа на этот вопрос. Вот и мы не знаем. Но все впереди.


Алена Фокеева