«Эшелон на Самарканд»: о нападках на автора, исторической правде и художественном правдоподобии
Несмотря на то, что роман Гузель Яхиной «Эшелон на Самарканд» вышел в продажу только в марте, по книге и по ее автору катком не прошелся уже только ленивый. Большая часть критически низких отзывов и роману, и таланту автора была дана людьми, книгу не читавшими.
«Не читал, но осуждаю»
Вот, например, обескураживающе самообличительный отзыв о романе от писателя Юрия Полякова:
«…согласитесь, писать о такой трагедии, как голод в Поволжье, опираясь (даже со ссылкой) на блогерские заметки историка, пусть и профессионально занимающегося этой темой, – занятие, по крайней мере, легкомысленное, а если говорить по совести – кощунственное. <…> В книгах, подобных «Зулейхе…», «Обители» или «Авиатору», мы имеем дело не с художественной реконструкцией прошлого, не с исторической романистикой, а со злобными, безответственными или в лучшем случае неряшливыми фэнтези по мотивам событий отечественной истории…»
Сильная претензия. Особенно если взять в расчет то, что написано в следующем абзаце:
««Эшелон...» я, разумеется, не читал, не собираюсь и другим не советую. У меня вообще есть принцип, который спасает от бессмысленной траты времени на чепуху, записанную буквами. Поделюсь: если, осилив главу-другую, я понимаю, что имею дело с клинической графоманией (а это опытному глазу видно с первых строк), то больше никогда не беру в руки издания этого автора, какие бы хвалебные трели ни испускали наёмные канарейки вроде Г. Юзефович».
Классическое «не читал, но осуждаю», еще и с переходом на личности. Непрофессионально, неэтично и просто противно. Но мы переходить на личности не будем, и выразив сочувствие Гузель Яхиной, которой после выхода книги приходится сталкиваться с такими «благожелателями» на каждом шагу, обратимся к тексту романа «Эшелон на Самарканд».
Сюжет и его историческая основа
Уже общеизвестно, что это книга о голоде в Поволжье в 20-е годы прошлого века и о том, как голодающих детей на поездах вывозили из родных мест в более сытые регионы: сначала в Москву, а когда и в столице стало плохо с продовольствием, то в южные республики, в частности, в Туркестан (нынешний Узбекистан).
Система была устроена таким образом, что осенью детей вывозили, а весной возвращали обратно. Действие романа «Эшелон на Самарканд» начинается в октябре. Год не назван, но его можно вычислить. Так, главный герой Деев в споре с командиром военной академии, пытаясь убедить его дать «в аренду» пятьсот пар солдатских сапог, кричит:
«А если все они умрут от простуды — пятьсот детей? Три голодных года продержались, а сейчас умрут?»
Зная, что голод в Поволжье начался в 1919-м, мы делаем вывод, что на дворе конец 1921-го года.
Итак, в октябре 2021-го года прозванный «Гирляндой» поезд, состоящий из восьми разномастных вагонов (бывший вагон первого класса, пять разбитых плацкартных, походная церковь, превращенная в лазарет и вагон-кухня, совмещенный с амбаром и курятником), выезжает из Казани в Самарканд.
О героях
Возглавляет эшелон начальник поезда Деев, двадцатисемилетний бывший красноармеец. Ему в помощь Деткомиссия направляет комиссара Белую, которая годится Дееву в «старшие сестры», как сам герой мысленно определил.
Получается интересный дуэт: робеющий перед женщинами нецелованный красноармеец, который хочет быть добрым старшим товарищем для детей из эшелона, и женщина-клинок, способная любого начальника заставить ей повиноваться. У обоих, естественно, есть «второе дно».
Деев, например, участвовал в показательном расстреле солдат Петроградского рабочего полка, струсивших во время боя с белогвардейцами. С тех пор он не может забыть вид волжской воды, красной от крови, в которой катера «утюжат» тела расстрелянных бойцов. А Белая до революции жила при монастыре, и, пожалуй, стала бы христовой невестой, если бы не смена власти. В новой жизни она стала женщиной новой, советской, породы, которая умеет держать власть в своих руках, наслаждается одиночеством и к помощи мужчин прибегает только тогда, когда приходит срок удовлетворять естественные сексуальные потребности.
Дополняют этот дуэт главных действующих лиц семидесятилетний фельдшер Буг, любитель лошадей и поэзии, социальная сестра Фатима, выпускница университета Цюриха, в которую оказываются немо и абсолютно безнадежно влюблены и фельдшер, и начальник поезда, пять сотен детей, имена и клички которых на трех с половиной страницах перечислены в конце романа, и череда очень противоречивых личностей, с которыми пересекаются пути эшелона по пути в Самарканд. Среди них есть и чекисты, и белогвардейцы, и басмачи, и простой люд, голодный и оборванный, бредущий навстречу паровозу, в сторону Москвы, в поисках более сытой жизни.
О композиции
Композиционно «Эшелон на Самарканд» построен по принципу классического романа-путешествия, от радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву» до «Москвы-Петушков» Венички Ерофеева. В название глав часто выносятся отрезки пути, которые поезд преодолевает на этом отрезке повествования: «Свияжск – Урмары», «Сергач – Арзамас – Бузулук», «Оренбург – Аральск», и т.д.
Сама Гузель Яхина рассказывала, что в книге описан реальный железнодорожный маршрут первой четверти XX века. Автор проложила его по картам железных дорог, в основном дореволюционным. А местность, через которую проезжал эшелон, описывала отчасти по собственным воспоминаниям (Поволжье Гузель Яхина знает хорошо), отчасти – с помощью друга из Узбекистана, который прислал ей серию фотографий, сделанных во время путешествия на поезде из Самарканда в Уфу.
Об источниках
Теперь несколько слов в противовес нападкам недоброжелателей о том, что, мол, весь сюжет романа Яхина списала с блога самарского историка Цыденкова. На самом деле нет. В комментариях к «Эшелону» она перечисляет основные источники, которыми пользовалась при подготовке текста. Это семь сборников воспоминаний ликвидаторов голода в Поволжье, подшивка газеты «Красная Татария» за 1926 год, исследования историков Береловича, Данилова и Полякова, сборник писем тех лет, сборник архивных документов, сборник литературно-художественных материалов, все с указанием авторов-составителей и года издания . После того, как разгорелся скандал в соцсетях, Яхина пообещала сделать по тексту подробные ссылки на источники.
Обвинять автора художественного произведения в том, что он «украл» чью-то идею, по меньшей мере неуместно. Никто не мешает историку Цыденкову или любому другому интересующемуся темой написать свой роман на ту же тему. Ничто ведь не мешало Гончарову с Тургеневым параллельно писать о дворянских гнездах (хотя и тогда один обижался на другого, говоря, что визави украл его замысел). Тем не менее, появились и «Обрыв» Гончарова, и «Дворянское гнездо» с «Накануне» Тургенева. Никто не может запретить писателю писать, и в этом главное счастье творчества. Другое дело, что одни доходят до слова «Конец» на последней странице, а другие так и не решаются начать, или бросают работу на середине. Вопрос дисциплины и целеполагания.
Немного слишком
Проблема романа «Эшелон на Самарканд» вовсе не в том, что его автора обвиняют в плагиате. И не в том, что по мнению части публики, написанное в нем противоречит реальной советской истории. Художественное произведение судят по иным критериям: в нем должна быть своя, художественная правда, и оттого, насколько она убедительна, зависит успех текста у читателя.
Проблема «Эшелона на Самарканд» как раз в убедительности этой художественной правды. Героям не до конца веришь, потому что они излишне схематичные, не похожие на живых людей. Деев – карикатурно смелый солдат, готовый пожертвовать жизнью ради исполнения приказа. Белая – карикатурно безапелляционная женщина-комиссар в кожаной кепке и башмаках с квадратными носами. Они могли бы быть персонажами анекдотов наряду с Петькой и Анкой-пулеметчицей. А в столь глубоком по проблематике романе, как «Эшелон на Самарканд», хотелось бы видеть более сложных и «очеловеченных» героев.
Когда в тексте появляются вспышки «человечности», он становится особенно мил. Деев с семечковой шелухой на лбу, испуганно глядящий на Белую снизу вверх, гораздо симпатичнее, чем Деев, победно идущий к «Гирлянде» с героически добытым теленком на плечах. С Белой такие «вспышки» человечности происходят куда реже. Даже когда читатель вместе с Деевым застигает ее в собственном купе за мытьем белых грудей над тазом, она похожа не на живую женщину из плоти, а на Галу с портрета Сальвадора Дали, женщину с отрешенным и пронизывающим взглядом, равновеличественную в одежде и без нее.
«Схематичность» в изображении главных героев ведет в конечном счете к «мелодраматизации» всего текста романа. Как бы само собой разумеется, что два столь разных человека, как Белая и Деев, на протяжении шести недель едущие в соседних купе, рано или поздно окажутся в одной постели. Добавим сюда тайное увлечение Деева Фатимой и внезапно зародившуюся позднюю любовь к ней же фельдшера Буга, и получится классический любовный многоугольник, фундамент любой современной мелодрамы.
Нельзя сказать, что «мелодраматизация» романа – это однозначно плохо. Но в случае с такой сильной и вовлекающей темой как спасение голодающих детей, выписанной однозначно убедительно и с опорой на источники, этот прием кажется слишком нарочитым и совершенно излишним. Хотя, конечно, найдутся те, кто будет читать роман только чтобы узнать, получится ли в итоге что-то у Деева с Белой, или нет.
И хорошо.
Каждому – свое, романы Яхиной – всем.
Надежда Толстоухова