Бегущий человек
Почему выбор нобелевского комитета консервативен и что это говорит о самой премии
«Книги о беженцах? Они смеются?», «Повесточка!», «BLM понятно, но какое это отношение имеет к литературе??)» — спрашивают российские пользователи соцсетей по поводу вручения Нобелевской премии по литературе британскому доктору филологии, на протяжении больше чем тридцати лет преподававшему в университете Кента. Действительно, какое отношение филолог имеет к литературе? Не могу догадаться.
Если же отбросить в сторону сарказм и не обращать внимание на бытовой расизм и ксенофобию русскоязычного сегмента сети (это скучно обсуждать), то окажется, что вручение премии Абдулразаку Гурне — как раз очень консервативный выбор.
Во-первых, как уже было сказано, он — доктор филологии, признанный литературовед, много писавший об африканской литературе и постколониальном дискурсе. То есть, для англоязычной интеллектуальной элиты — свой человек.
Во-вторых, Гурна пишет по-английски, а значит, его работы доступны широкому читателю и не случилось открытия, как когда премию вручали Мо Яню или Кэндзабуро Оэ, после чего следовала волна переводов и обсуждений.
В-третьих, Гурна уже десятки лет входит в списки самых важных авторов, которых стоит читать об Африке. То, что его не знают в России — проблема России, а никак не глобального рынка, для которого Гурна давно — признанный классик.
Куда революционнее было бы, если бы премию получил Нгуги Ва Тхионго из Кении (он фигурирует в списках букмекеров, кстати) или Чимаманда Адичи из Нигерии.
Что, впрочем, не означает, что выбор комитета плох. При выборе лауреатов премии учитывается региональное распределение нобелиатов — и если посмотреть на карту, то выяснится, что с распределением все не очень хорошо. Фактически Гурна — первый лауреат не из Европы, США или Канады за десять лет. Уверен, что многие, как и я сам, довольно слабое представление имеют о восточной Африке, в том числе Танзании, откуда родом Гурна и откуда он бежал от последствий революции и геноцида арабского населения Занзибара. Такая травма сама по себе не проходит, и Гурна вписывается в ряд писателей, которые так или иначе работают с травмой миграции и необходимости интегрироваться в другую культуру — как Салман Рушди или Халед Хоссейни. Действие романов Гурны почти всегда разворачивается в Восточной Африке, которая проходит транзит между колониальным периодом и независимостью, а герои – вынужденные эмигранты, бегущие от войны и социального конфликта, как когда-то и сам Гурна.
С начала «арабской весны» прошло уже десять лет, с миграционного кризиса в Европе — шесть. Все это время писатели, режиссеры, художники осмысляют положение мигрантов, трудности, с которыми они сталкиваются, и проблемы толерантности. То, что все это Шведская Академия заметила только сейчас — скорее запоздавшая реакция, чем «актуальность» или «повесточка». Впрочем, лучше поздно, чем никогда: чем больше о «бегущих людях» будут говорить, тем лучше. Не зря в интервью сайту Нобелевской премии Гурна сказал: «Эти люди бегут не только за чем-то, но и несут с собой что-то. Это специалисты со своими компетенциями, со своими знаниями, которые они готовы передавать другим».
Конечно, этот выбор политический — но Нобелевская премия всегда была политической, еще начиная с завещания Альфреда Нобеля, который просил вручать премию «за произведения идеалистической направленности», что явно не подразумевает циничную прозу для циничных читателей. Гуманизм разными составами Академии воспринимался по-разному, и в нынешнем виде он выглядит именно так. Кроме того, Гурна — важная фигура, которая может сгладить впечатление от вручения Нобеля-2019 Петеру Хандке — националисту и отрицателю геноцида мусульман в Сребреннице.
Интересно, что и сама суть премии как будто меняется. В условиях, когда иерархии стремительно теряют в ценности (рейтинги премии «Оскар» упали чуть ли не наполовину), горизонтальные связи оказываются важнее вертикальных иерархических структур, премия уже не может быть просто инстанцией, которая говорит, кто круче другого. Читатели сами для себя давно решили, что Алан Мур или Стивен Кинг для них — лучше всех; что кроме Роулинг и Мураками никого не надо. И тут появляется Шведская Академия и спрашивает: «А вдруг надо?» — и показывает Абдулразака Гурну, Светлану Алексиевич или Ольгу Токарчук, со своими темами и спецификой. Отсюда и такая неожиданность, которая возникает при очередном вручении премии, как это получилось пять лет назад, когда премию присудили Бобу Дилану.
Так что вопрос не в том, «тому или не тому», а в том, почему на русский переведены пока только три стихотворения прошлогодней лауреатки Луизы Глюк, почему не переиздается лауреат 2019 года Хандке и когда можно будет почитать Гурну не в оригинале — и обсудить его с широкой читательской аудиторией.
Но этот вопрос уже не к Нобелевской премии.
Сергей ЛЕБЕДЕНКО