«Автору совершенно не нужно очень много понимать про свой текст, автору нужно просто понимать его механизм»

В связи с выходом романа «Саша, привет!» в гости к «Литературным средам» пришёл писатель и драматург Дмитрий Данилов. Встречу модерировал писатель, сценарист, преподаватель НИУ ВШЭ Денис Банников.

Всё чаще в последние годы мы слышим термин «актуальный роман». Садясь за «Саша, привет!», мыслили ли вы его, как актуальный?

Я как-то случайно наткнулся на очень известный текст Гюго «Последний день приговорённого к смерти». Гюго был убеждённым противником смертной казни, ему удалось передать отвратительность этого явления. Возникло внутреннее понимание, что я тоже хочу об этом написать. Поскольку действие происходит в России очень близкого будущего, не через сто-двести лет, никаких звездолётов, технологии все те же самые, какими мы сейчас пользуемся, роман получился актуальным. Изначально не было импульса написать что-нибудь "актуальное", чтобы все обсуждали, но так получилось само.

Как гиперреалист вы фиксировали всё с документальной точностью («Горизонтальное положение», «Описание города»), а в «Саша, привет!» мы видим антиутопию, фантастику. Что значит это для вас, как автора: реальность стала вам менее интересна или о реальности можно говорить, только прибегая к фантастическому допущению, или есть третья причина?

Реальность мне по-прежнему очень интересна. Вы сказали «только», я бы заменил на «и»: о реальности можно говорить и вот так тоже. Один способ посмотреть на реальность — максимально к ней приблизиться, как в моих ранних текстах, где, действительно, скрупулёзно описана реальность, как она есть, без придумывания сюжета. Мне кажется, этот способ письма исчерпан. А другой способ — это, наоборот, от неё отдалиться, в частности в воображении отдалиться на некоторое время от нашей сегодняшней реальности и попробовать поизучать её так. 

Я много высказывался против традиционного романа. Умер роман — не моя идея, ей уже сто лет примерно, но я с этим носился, что традиционный роман никому не нужен. Так часто бывает: ты отрицаешь, потом гирька упадёт не туда, и сделаешь это. Я отрицал сюжетные романы, с пренебрежением относился к жанру антиутопии: какая разница, что в будущем произойдёт, всё равно, всё произойдёт по-другому. Но в итоге я написал сюжетный роман и антиутопию.

Ставили ли вы себе задачу найти новый язык? Какие драматургические техники вам в этом помогли?

Мною двигали два противоположных импульса: с одной стороны, я хотел написать полноценный роман с сюжетом, с героями, как положено, — то, над чем я раньше посмеивался, а с другой стороны, хотел уйти от «Роман Петрович подошёл к окну, закурил и долго смотрел на догорающий закат».

Я выбрал киновзгляд — отстранение себя от текста через воображаемую камеру, которая смотрит на главного героя. Из драматургии притащил диалоги, их там очень много.

Проводят параллели между вашим романом и «Приглашением на казнь» Набокова. Это и показная обходительность, и нарочитый комфорт, все общаются с Серёжей, будто делают ему одолжение — что это значит для вас?

Подчёркнутая внешняя мягкость порядка — мои наблюдения за реальностью. Если вынести за скобки очевидные нарушения прав человека, связанных с политикой, отношение государства к оппозиционерам, если взять обычную жизнь, то мы видим стремительное овежливание нашего государства. Мы приходим в МФЦ, нас встречают вежливые сотрудники, всё удобно, стоят стульчики хорошие, берём талончик, часто не ждём, а сразу нам услугу оказывают. Даже полиция, когда она не разгоняет митинги, часто ведёт себя вежливо. А в более развитых странах овежливание уже давно победило.

С другой стороны, у государства всё больше контроля над людьми. Такой уровень контроля не снился человечеству тридцать лет назад. Жизнь любого человека, как на ладони, всё про него известно, всё видно: куда он пошёл, что купил, сколько денег заработал, сколько потратил, с кем общается, какие у него убеждения.

Мне было интересно подумать об этом странном сочетании мягкости, вежливости, обходительности, и при этом государство тотально контролирует человека и готово в случае чего стереть его в порошок.

У вас открытый финал. Знаете ли вы, что было на самом деле? Должен ли автор знать это, даже, если он утаивает подробности от читателя?

Автору совершенно не нужно очень много понимать про свой текст, автору нужно просто понимать его механизм. А вот, например, расстреляли героя или нет — честно, меня это не интересует.

 Владимир Сорокин как-то сказал: «Литература — это порядок букв, который в своём сочетании вызывает некоторые эмоции». Это набор букв, а не живой человек. Мне, как автору, интересно, что подумает читатель.

Говорят, на хороший роман нужно нажить. Коррелирует ли жизненный опыт с масштабом и мощностью текста? Может ли юный автор выдать великий роман?

Я старомодно склоняюсь к тому, что возраст писателю-прозаику идёт на пользу. Несомненно, есть исключения. Причём именно «возраст», а не «богатый жизненный опыт», это разные вещи. Не согласен, когда говорят: хорошо бы писателю разнообразный жизненный опыт — и в тайге он жил, и в геологических партиях работал, и воевал. Такой бурный опыт, мне кажется, будет писателю мешать, потому что он будет писать байки о своих приключениях, которые, чаще всего, кроме него никому не интересны. А вот размеренная, тихая жизнь, как у Кафки, который был чиновником, ходил на работу, простое проживание жизни, такое движение сквозь толщу лет полезно писателю.

В какой момент вы понимаете для какой формы идея, которая отлёживается у вас?

Мне обычно сразу понятно. Всегда видно — идея на роман. У начинающих авторов часто проблема: человек написал маленький рассказ, а там тема на роман, и получается не рассказ, а схема романа. Если у человека возникла идея художественного произведения, где действуют пятнадцать персонажей, из них четыре главных, если действие начинается в 80-ые годы XIX века, а заканчивается в XXIII веке, то рассказ не напишешь. Есть здравый смысл. Рассказ — ситуация здесь и сейчас.

На что вы прежде всего обращаете внимание, когда берёте в руки текст молодого автора? Чего ждёте от него? Что ищете в тексте?

Очень радуюсь, если вижу работу с языком, когда автор пытается найти свой язык или уже его нашёл. Читаешь и понимаешь: под таким углом всё увидено и сказано, это что-то особенное.

Важно, чтобы мне во время чтения текста, особенно драматургического, хотя бы раз стало страшно и жалко героев, себя. Если таких эмоций не было, я считаю, это холостой выстрел. Причём не ужас от того, что кого-то сбросили с 16 этажа, зарезали, а ужас от самого бытия, ужас ткани жизни. Леонид Добычин этим отличался: он нам показал, что ад человеческой жизни не только в том, что людей грабят, убивают, насилуют, уродуют, а в том, что человек просто идёт в булочную, и в этом ад.

Нужно ли нащупать что-либо своё и держаться этого, чтобы твой голос был узнаваем вне зависимости от истории, или каждая история требует новый язык, органичный этому сюжету?

Мне интересно осваивать новые территории, пробовать писать другое, что ещё не писал. Есть авторы, которых я ценю, они, грубо говоря, дуют в одну дуду, но эта дуда настолько прекрасна, что и пусть дуют. Главное, чтобы автору было интересно.


Краткую стенограмму встречи подготовил магистрант программы «Литературное мастерство» Андрей Косенок.