Места обитания лингвистов
«Лингвисты, пришедшие с холода» — книга Марии Бурас, вышедшая в начале этого года в Редакции Елены Шубиной. Это документальное повествование о лингвистах, в 1960-х фактически создавших новую науку, структурную лингвистику
Книга разделена на четыре части: «Начало эпохи», «Герои», «Места их обитания», «Конец эпохи». Вторая и третья части разделены на главы. В части «Герои» каждая посвящена одному из ключевых лингвистов эпохи, они приведены в алфавитном порядке, в «Местах их обитания» описаны разные места работы и встреч, от научных институтов до направлений походов.
22-го марта на встрече c М. Бурас в библиотеке иностранной литературы имени М. И. Рудомино в рамках цикла «Книжный PostProduction» автор сказала, что она писала не про развитие структурной лингвистики, а про феномен взрыва науки, про единственное в своем роде время, когда жили этой наукой и когда случился научный прорыв. Лингвисты, пришедшие с холода — ученые, которые провели детство в эвакуации, получившие возможность заниматься своим делом после смерти Сталина и лишившиеся ее с окончанием оттепели. Книга призвана описать жизнь лингвистов в тот короткий промежуток времени, когда государство слегка ослабило хватку, когда ушло в прошлое сталинское языкознание и появились просто языкознание, структурная и математическая лингвистика.
К сожалению, за временем, описанном в «Лингвистах, пришедших с холода» трудно уследить, поскольку события представлены не в хронологическом порядке. Книга собрана из свидетельств участников событий, и их рассказы то обращаются к прошлому относительно описываемого «места обитания», то к будущему, и факты нередко повторяются. Во второй части часто упоминаются герои, описанные в первой, но так как все они работали вместе, свидетели событий упоминают их вперемешку, не напоминая, кто есть кто. Например, в главе «Сектор структурной и прикладной лингвистики Института языкознания» мы читаем то о Реформатском, то о Мельчуке, их деятельность не описана по отдельности или вместе. Поскольку свидетельства не короткие, легко забыть, от чьего лица ведется повествование, от лица какого именно очевидца или самого автора. Это может запутать читателя, не подкованного в истории становления российской лингвистики. Такое же впечатление могло остаться у тех, кто пришел на встречу в библиотеку иностранной литературы — в ходе живого разговора участники вспоминали разных лингвистов, имена которых важны, но необязательно известны читателям и слушателям, пока не знакомым с главными именами отечественного языкознания.
На встрече в библиотеке М. Бурас, отвечая на вопрос о жанре своей книги, сказала, что это точно не сборник интервью, а скорее история с сюжетом, рассказанным участниками событий. Их свидетельства позволили представить более полную и объективную картину, по словам автора, если бы она писала «Лингвистов» от себя, она бы сильно сузила обзор. Но не могло ли такое сужение картины, предлагаемой читателю, сделать ее более четкой?
Несмотря на то, что воспоминания могут показаться сбивчивыми, они очень живые. Персонаж Мельчука напоминает этакого доктора Хауса лингвистики 20-го века. Даже на страницах книги он внушает некоторый страх, но в поход с ним хочется сходить чрезвычайно. Читателя увлекают, погружают в описываемую жизнь эпохи именно те главы, которые представляют не научные институты, а «места обитания» вне их стен.
Конечно, страшно читать об ученых, вышедших на Красную площадь в августе 1968-го года против ввода советских войск в Чехословакию и о том, как это повлекло за собой их избиение, арест и судебные процессы. Но такое чтение может оказаться удивительно отрезвляющим.
Некоторые из описанных в книге точек развития лингвистики сохранились и по сей день, например, ОТиПЛ (отделение теоретической и прикладной лингвистики) в МГУ и традиционная олимпиада по лингвистике. Появились и новые «места обитания», например, ФиКЛ (Фундаментальная и компьютерная лингвистика) в московской ВШЭ. Из книги М. Бурас можно сделать вывод, что сюрреалистическая мечта об эффективном машинном переводе и развитие ЭВМ стали двигателем лингвистического прогресса, сейчас в Вышке сочетаются компьютерная и теоретическая лингвистика, компьютер — потомок ЭВМ. Посмотрим, захочется ли, придется ли и нужно ли будет написать о студентах и преподавателях нынешней Вышки через 50 лет. А если что-то и будет написано, получится ли упорядочить этот рассказ.
Книга М. Бурас завершается концом эпохи расцвета, будем надеяться, что потенциальная книга о фил.факе ВШЭ не будет заканчиваться нынешним временем.
Тася Егорова