• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Не Набоковым единым: писатели XX века, продолжившие писать в эмиграции

Поиск дома за его пределами — для многих этот год прошел именно так. Как выжить человеку, который лишился не только знакомых стен, но и языка? Обращаемся к опыту предков и вспоминаем, как переживали эмиграцию писатели XX века.

пароход «Обербургомистр Хакен», увозящий эмигрантов

пароход «Обербургомистр Хакен», увозящий эмигрантов
wikimedia commons

Октябрьская революция, Гражданская война, красный террор, ссылки, Вторая мировая, — те, кто сумел пройти через это и выжить, оказались разбросаны по всему миру. В истории русского зарубежья традиционно выделяют три периода — три волны эмиграции: 1910–1920-е, 1940-е и 1960–1980-е годы. Формировались сообщества, появлялись новые кружки, открывались журналы, и вскоре в эмигрантской литературе стали явны разнонаправленные тенденции. Многие писатели видели свою миссию в сохранении русской культуры — отчасти следствием этого стало возникновение дилетантской словесности (в рассказе «Уста к устам» Набоков отсылает именно к этому феномену). При увеличении числа пишущих количество издательств и журналов, готовых публиковать эмигрантскую литературу, стремительно сокращалось, — художественные тексты почти не приносили писателям денег. Однако многие продолжали писать. 


Александр Куприн (1870–1938)

В 1919 году Куприн с семьей переезжают в Финляндию, в 1920 — во Францию. Он тоскует по даче, сторонится городской местности, живет в безденежье, — средств не хватает даже на уголь, так что приходится брать кредиты. Тем не менее писатель продолжает работу над текстами: в конце двадцатых выходят сборники рассказов «Купол св. Исаакия Далматского» и «Елань», в 1930 — роман «Колесо времени», а в 1932 Куприн завершает работу над романом «Юнкера», продолжением повести «Кадеты». В 1933 журнал «Современные записки» публикует роман «Жанета» — последний большой текст писателя, осмысляющий опыт эмиграции.


Алексей Толстой (1883–1945)

Судьба Толстого значительно отличается от судеб большинства писателей-эмигрантов: бежавший от Октябрьской революции в 1919, спустя десять лет Толстой сумел войти в расположение Сталина, купить дачу в Барвихе и проспонсировать постройку танка. Эмигрантский период, несмотря на вновь обретенную писателем любовь к родине, оказался плодотворным: за это время он написал роман «Эмигранты» (ранее — «Черное золото»), первую часть трилогии «Хождение по мукам», несколько рассказов и роман «Аэлита».


Дмитрий Мережковский (1865–1941)

Сначала в Польшу, а через год — во Францию: после расстрела царской семьи Мережковский не мог не думать о том, что эти могилы были предсказаны его словом. В романе «Антихрист» гибель Алексея приводит к тому, что однажды все потомки Петра будут уничтожены, — теперь описанное происходило прямо на глазах современников. Приехав в Париж в 1920, Мережковский с женой, Зинаидой Гиппиус, основывают «Зеленую лампу» — литературное общество, наследующее традициям одноименного кружка декабристов. Он продолжает заниматься литературоведением, публикует критические статьи, читает лекции, однако испытывает сильную неудовлетворенность из-за отсутствия качественного эмигрантского журнала. Писательская деятельность Мережковского приобретает все более эсхатологические настроения: словно продолжая работу над трилогией «Христос и Антихрист», он пишет историко-философские романы — «Рождение богов», «Иисус Неизвестный», трилогию «Лица святых от Иисуса к нам». 


Иван Бунин (1870–1953)

Впервые в литературное поле Бунин вошел в качестве поэта, однако в эмиграции (с 1920) он концентрируется на прозаических текстах. Первые два года во Франции почти ничего не пишет — работает с дневниковыми записями, переживает отъезд и смерть брата. В 1924 выходит сборник «Роза Иерихона», в 1925 «Современные записки» публикуют повесть «Митина любовь». Бунин все больше размышляет о дореволюционном времени, о том, как ощущался и переживался период русской жизни с конца XIX века и до начала Первой мировой войны. В 1927 он приступает к работе над полумемуарным романом «Жизнь Арсеньева», где представляет самого себя, рождающегося и формирующегося писателя. В 1933 Бунин получает Нобелевскую премию, которая приносит ему широкую известность, но не улучшает материальное положение. С 1938 — работа над циклом «Темные аллеи», позже ставшим одним из самых знаменитых произведений писателя. В послевоенные годы Бунин обращается к публицистике и мемуарной прозе, пишет о современниках и работает с личной памятью.


Владислав Ходасевич (1886–1939)

Ходасевич, как и многие его современники, был уверен в нравственной необходимости революционного переустройства. Он приветствует Февральскую революцию и активно участвует в строительстве новой культуры: читает лекции в студии Пролеткульта, сотрудничает с Народным комиссариатом просвещения, состоит в руководстве издательства «Всемирная литература». Тем не менее в 1922 году писатель приезжает в Берлин. Он пишет статьи, готовит переводы, иногда гостит у Горького, но сужение поля эмигрантской литературы и расхождение взглядов с другими писателями оказывают на него угнетающее влияние. В 1927 выходит цикл стихотворений «Европейская ночь», состоящий, с одной стороны, из воспоминаний об оставленной русской культуре, с другой — из размышлений об отсутствии в мире поэзии и гармонии. Дальше будут критические статьи, переводы, работа над мемуарами, но к поэтическому слову Ходасевич не обратится до самого конца. Последнее стихотворение «Не ямбом ли четырехстопным…», оставшееся незавершенным, было написано в 1938 — за год до смерти писателя: это осмысление сути русской жизни, основы русской поэзии, возвращение к Ломоносову, Державину и Пушкину. 


Иван Шмелев (1873–1950)

В Германию Шмелев приезжает в 1922, спустя два года после расстрела сына большевиками. Из Берлина он отправляется в Париж, где и проводит остаток жизни. Первое время Шмелев пишет небольшие рассказы — «Два Ивана», «Каменный век, «Про одну старуху», а в 1925 выходит «Солнце мертвых» — попытка осмыслить красный террор в большой форме. О произошедшем писатель будет думать всегда, но с годами его подход изменится: сначала — обращением к прошлому, дореволюционной России, затем — религиозно-философскими, православными идеями («Богомолье», «Няня из Москвы», «Лето Господне»).


Марина Цветаева (1892–1941)

Весной 1922 года Цветаева прибывает в Берлин. Отношения писательницы с Германией всегда были очень нежными: из-за болезни матери многие зимы она проводила в Европе за изучением языков, так что немецкая поэтическая культура была близка ей так же, как и русская («Ну, как же я тебя отвергну, // Мой столь гонимый Vаtеrlаnd…»1). В Германии, однако, Цветаева не задерживается, — переезжает сначала в Прагу, а затем в Париж. Между ней и Пастернаком завязывается переписка, превратившаяся в мифологизированный роман: значительная часть стихотворений эмигрантского периода написаны Цветаевой в рамках этого общения. Цикл «Провода», поэма «С моря», стихотворение «Строительница струн…» — мотив пространственного разъединения и поиска неочевидных способов коммуникации преобладает в этих текстах. В 1928 выходит поэтический сборник «После России» — новые собрания стихотворений будут опубликованы уже после смерти писательницы. К концу жизни Цветаева все больше обращается к прозе, работая над воспоминаниями о своих современниках и художественными текстами. 


Георгий Адамович (1892–1972)

Берлин, Ницца и, наконец, Париж, — Россию Адамович покидает в 1923. Он пишет стихотворения, работает над переводами, но широкую известность получает именно как литературный критик. Часто сотрудничает с альманахом «Числа», что вызывает неодобрение у Ходасевича: участники «Чисел» проповедуют борьбу с Пушкиным как с носителем несуществующих гармонических начал. Эта склонность Адамовича к описанию распада и смерти будет позже отражена Набоковым в фигуре литератора Христофора Мортуса из романа «Дар». Адамович, впрочем, на пародию особенно не обидится и все-таки выпустит стихотворный сборник «На западе» в 1939 году.



Василий Аксенов (1932–2009)

Аксенов уезжает в США в 1980, попадая тем самым в третью волну эмиграции. Возможность спокойной жизни на родине ставится под сомнение уже в шестидесятых, после критики Хрущева и участия в демонстрации. В семидесятые — отказ в публикациях, так что работа над романом «Ожог» проходит без особенных иллюзий. Это произведение окажется одним из самых страшных текстов, написанных Аксеновым, и попыткой осмыслить историю собственной семьи: в 1937 родителей писателя ссылают, а спустя десять лет его мать, Евгения Гинзбург, добивается переезда сына к ней в Магадан. Американские издатели активно публикуют Аксенова, — как ранние романы («Золотая наша железка», «Остров Крым»), так и новые, написанные уже в США («Бумажный пейзаж», «В поисках грустного бэби», «Новый сладостный стиль»). 


Это, конечно, неполный список, — были и другие писатели, которые продолжили заниматься литературной деятельностью в эмиграции. Представители первой волны — Константин Бальмонт, Алексей Ремизов, Саша Черный, Надежда Тэффи, Георгий Иванов, Борис Зайцев, Евгений Замятин, второй — Николай Нароков, Валентина Синкевич, Борис Ширяев, третьей — Александр Солженицын, Иосиф Бродский, Эдуард Лимонов, Юрий Мамлеев, Саша Соколов, Сергей Довлатов… Каждый из писателей справлялся по-своему: некоторые переставали писать, сосредоточившись на преподавании и литературоведении. Кто-то вернулся в Россию, кто-то — нет.

На рубеже 1971–1972 Солженицын работает над Нобелевской лекцией, в рамках которой он рассуждает о назначении искусства. Говорит он и о бессмертии искусства, — а также о смертности людей, которые его создают. Лекция заканчивается следующими словами: «Одно слово правды весь мир перетянет»2. Пожалуй, именно эта идея объединяет всех писателей — уехавших и оставшихся, продолживших писать на русском языке и начавших писать на английском. 

Одно слово правды. Весь мир.


Бескрокая Тамара


1. Цветаева М.И. «Германии» // Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1990. С. 76–77 (Библиотека поэта. Большая серия. 3-е изд.).

2. Солженицын А.И. Нобелевская лекция // Солженицын А.И. Публицистика: В 3 т. Т. 1. Статьи и речи. Ярославль: Верхняя Волга, 1995. С. 25.