«Мне не хватает осмысленной критики перевода»

Интервью с переводчиком, преподавателем CWS, МГУ и НИУ ВШЭ Александрой Борисенко об актуальности антиутопий, обсценной лексике в переводах и чувстве единения с книгой.

Вы вместе с Виктором Сонькиным и Анастасией Завозовой переводили знаменитый роман Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь», а сейчас закончили работу над ее последним романом «To Paradise» . Что нового эта книга принесла в ваш переводческий опыт?

Когда мы в первый раз увидели «To Paradise» — она тогда еще нигде не вышла, нам прислали изначальный вариант — мне книга не показалась такой яркой, как «Маленькая жизнь» или даже «Люди среди деревьев». В ней есть большая часть, которая представляет собой антиутопию, а я очень не люблю антиутопии. Во всем романе присутствуют элементы альтернативной реальности — в первой части они незначительны, во второй их практически нет, зато третья — полноценная антиутопия. Поэтому к книге я отнеслась сдержанно.

Но за то время, что прошло между первым прочтением и окончательным вариантом, который мы получили, антиутопия стала нашей жизнью, поэтому сейчас эта последняя часть читается как актуальное высказывание — непонятно, как роман не запретили вообще везде. Теперь у меня к этой книге совершенно другое отношение, она оказалась невероятно чуткой к сегодняшнему дню. Например, Янагихара начала ее писать до пандемии, и там фигурирует пандемия. Она очень точно описывает некоторые процессы, очень безжалостно. Это не оптимистичная книга. 

У нее и предыдущие книги были не сильно оптимистичные.

Да, но эта особенно. 

Как проходила ваша работа над переводом?

Мы работали вчетвером: с Витей (прим. ред.: Виктор Сонькин) и нашими двумя блестящими ученицами — выпускницей переводческого семинара в МГУ Анастасией Завозовой и выпускницей магистратуры «Литературное мастерство» Анной Гайденко. Витя работал со всем текстом, то есть он переводил одну часть со мной, одну часть с Настей, одну часть с Аней. 

Вообще четыре переводчика на роман — это, безусловно, многовато, но здесь это стало возможным и оправданным, потому что в «To Paradise» по сути дела зашито пять книг. Технически их три, между ними есть переклички, но нет связности сюжета. И во второй, и третьей книгах есть два совершенно разных пласта повествования и два разных голоса. Поэтому роман хорошо раскладывается на нескольких переводчиков, не надо следить за швами.

В прошлом году абитуриентам переводческого трека магистратуры «Литературное мастерство» в рамках вступительных испытаний было предложено перевести отрывок из романа Дэниела Мейсона «Зимний солдат», над которым вы в то время работали. Какой текст было предложено перевести поступающим в этом году?

Конечно, из Ханьи Янагихары! Я люблю давать студентам книги, над которыми сама в этот момент работаю. Обычно над таким текстом ты сам много думал: ты видишь самые проблемные куски, и из них особенно удобно выбрать хороший отрывок на вступительное испытание.

Вступительное испытание — это очень ответственно, мы всегда стараемся быть объективными, отбирать лучшие работы. Спорные работы каждый раз читает несколько человек. Мы специально подбираем трудный текст. Я считаю, это помогает отобрать людей, наиболее готовых к обучению в магистратуре. 

А в чем были сложности отрывка, который вы дали абитуриентам этого года?

Янагихара — очень хороший писатель. У нее в текстах всегда много психологических нюансов, практически нет случайных слов. Из-за этого каждое слово, каждая эмоция должна быть точно описана. Поэтому это был в какой-то мере тест на точность, на внимательное прочтение, понимание того, что происходит между героями, какие чувства они испытывают. Получились интересные варианты. Такая практика полезна переводчику — я иногда и студентам даю то, над чем сама мучаюсь, потому что, когда появляется 7-8 разных прочтений, ты сам совершенно по-новому видишь текст.

Каждый год вы с Дмитрием Владимировичем Харитоновым чередуетесь в роли наставника нового потока переводчиков. Что вы можете сказать о потоке этого года, который достался вам? Что вы как наставник уже предложили или планируете предложить своим студентам на перевод?

На первом курсе я всегда стараюсь дать максимум разных текстов, чтобы люди попробовали себя в разных жанрах, с разными писателями, поняли, что у них получается лучше, что хуже. Универсальные переводчики встречаются редко, обычно у всех нас есть что-то, что нам ближе, что получается лучше. Так у студента есть возможность и развить разные навыки, и лучше узнать себя как переводчика. 

Группа очень сильная — уже сейчас есть хорошие, сильные тексты. Я бы сказала, что у этой группы более ровный уровень. В первом моем потоке были более опытные переводчики, которые уже много работали с издательствами, и были люди, которые никогда ничего не переводили для публикации, поэтому разброс опыта был большой, а в этом потоке соотношение опыта распределено более ровно. Еще эта группа меньше, потому что было меньше бюджетных мест, мы больше успеваем каждого послушать — это для учащихся скорее хорошо. В общем, я с удовольствием работаю с группой, мне кажется, что скоро они смогут хорошо переводить. 

Недавно на сайте «Горький» были опубликованы новые аннотации к переводам английской классики, написанные под вашим руководством студентами уже 2 курса «Литературного мастерства». Расскажите, пожалуйста, об этом проекте. Как у вас впервые возникла эта идея? 

Я думала об этом уже давно. Мне не хватает осмысленной критики перевода, потому что критика перевода сейчас исключительно читательская — вот мне не нравится книга, наверное, виноват перевод, я языков не знаю, но уверен, что виноват переводчик. Иногда читатели хорошо знают язык и могут сравнить с оригиналом, но не совсем понимают, что такое перевод. Поэтому получается, что критики, которая была бы профессиональной, но при этом рассчитанной и на читателя, практически нет.

Окончательно к этому проекту меня подтолкнул один случай: я как читатель потратила полдня, чтобы выбрать в подарок ребенку «Щелкунчика». Оказалось, есть огромное количество разных переводов и иллюстраций, и я долго пыталась разобраться, какой Щелкунчик лучше, что без знания немецкого было еще и неудобно. Тогда я поняла: есть читательский запрос. Сейчас появляется много новых переводов классики, выходящих в разных издательствах. Бывает, приходит человек в книжный, решает почитать Элизабет Гаскелл — экранизация прошла, думает, дай почитаю — приходит, а там три разных перевода Элизабет Гаскелл, причем разного качества. И как человек без знания языка, без оригинала под рукой должен снять с полки и выбрать, совершенно непонятно. Так родилась идея сделать проект силами магистрантов.

Что важно, мы не исходим из того, что есть какой-то идеальный перевод, а все остальные никуда не годятся. Мы исходим из того, что может быть много хороших переводов, разных, и нам нужно не раскритиковать перевод, а описать его так, чтобы было понятно, какому читателю он больше подойдет. Многие рецензии получились очень интересными, выплыли неожиданные, почти детективные сюжеты, как в случае, когда Муся Сарабьянова анализировала «Лунный Камень» Коллинза, и из новой серии совершенно блистательная рецензия Андрея Белеванцева о Джероме, и многие другие прекрасные… Я недавно была на конгрессе переводчиков в Ереване, и несколько коллег говорили мне, что они с удовольствием читают и что им нравится этот проект. 

Переводы каких еще произведений планируется осветить в проекте?

Мы еще не вполне закончили с классикой XIX века, я собираюсь со своей группой продолжать это дело. И потом, конечно, перед нами стоит сложная задача — посмотреть на переводы детской британской литературы. Задача сложная, потому что там, как правило, гораздо больше переводов, чем у взрослых произведений, но задача насущная — родители обычно тщательно и придирчиво выбирают книгу для детей. Я немного откладываю работу над детской литературой, потому что это трудоемкий процесс, но, наверное, мы к нему придем. 

В этом году в вашем с Виктором Сонькиным переводе вышел второй роман Джулиана Барнса 1982 года «До ее встречи со мной», впервые переведенный на русский язык Ириной Гуровой в 2005 году. Каково вам было его переводить?

Я честно скажу, это не самый любимый мой роман Барнса. Я очень люблю Барнса, и я счастлива, что мы перевели его роман «Попугай Флобера» — может быть, моя самая любимая книга — и нам посчастливилось встретиться с Барнсом, даже побывать у него в гостях в Лондоне. А когда Британский Совет пригласил его в Россию, мы имели счастье пригласить его к нам в университет. В общем, я тепло отношусь к Джулиану Барнсу, восхищаюсь его книгами.

Но эта книга, «Before she met me», невероятно страшная, темная, нехарактерная для Барнса, на мой взгляд, и мне она тяжела. Я мало перевела из этого романа, большую часть перевел Витя, я больше редактировала, потому что текст не мой. Тем не менее мы это сделали, и его отредактировал Александр Гузман, и я как редактора его люблю. 

Но выяснилось, что сейчас позиция «Азбуки» такова, что они не разрешают употребление обсценной лексики, что меня огорчило. Я считаю, что такие вещи должны быть отданы на откуп переводчику и что не должно быть такого рода цензуры, но, поскольку мы уже закончили работу, мы постарались исправить этот момент максимально без вреда для произведения — мне кажется, удалось.

А чем они это обусловливают? Тем, что нужно в полиэтилен запаковывать?

Да, именно этим. Доказано, что это безусловно уменьшает продажи. Но я все-таки привыкла, что окончательное решение остается за переводчиком. Например, в «Корпусе» просто спрашивают, есть обсценная лексика или нет, другие издательства могут сказать: вот у вас одно обсценное слово на всю книгу на 400 страниц, может, можно без него обойтись? И обычно можно, обычно это случайная, а не систематическая вещь. Но в принципе мне кажется, что это должно быть художественное решение, зависящее от того, важна ли такая лексика для книги, и что принимать его должен переводчик.

Вторая книга в вашем переводе, вышедшая в этом году — «Зимний солдат» Дэниела Мейсона. Что для вас было самым интересным в процессе перевода этого романа?

Мне очень нравится эта книга. Она меня не отпускает до сих пор. И мне кажется, в ней есть какая-то особенная интонация, и, наверное, в переводе мне казалось самым главным ее сохранить. Я обычно не увлекаюсь идеей стилистического ключа — что надо найти похожее произведение на русском, но в данном случае мне хотелось найти какие-то русские произведения, связанные с первой мировой войной или, может, того времени, потому что было видно, что писатель тоже серьезно пытался понять время, о котором пишет. Это же на самом деле современный роман. 

Вообще книг о первой мировой крайне мало, она как-то исчезла из нашего сознания, но оказалось, что «Записки юного врача» Булгакова — это самое близкое интонационно произведение. Там же эта тема про врача, который ничего не умеет, но должен все немедленно делать. Вот и я с удовольствием дважды перечитала, ничего не взяла оттуда такого физического — нельзя найти никаких слов, которые бы я оттуда взяла, но вот в смысле интонации это было полезно, потому что и по времени близко, и по духу. Пожалуй, самым захватывающим в процессе перевода была передача этой интонации. И единение с книгой — когда она ощущается как что-то совершенно свое. Так не всегда везет.

При переводе вы часто работаете в паре с вашим мужем Виктором Сонькиным. Как вы распределяете фрагменты, возникают ли на этой почве споры?

Не спорим мы практически никогда. Витя мне часто уступает то, что я хочу переводить. Мы, как правило, и хотим разное. А распределяем мы каждую книгу по-своему — скажем, «Маленькую жизнь» мы мелко шинковали. Делили на небольшие куски, и на самом деле швов не вижу даже я, не помню, кто что переводил. А какие-то книги мы распределяем более широкими мазками. У нас нет никакого механического деления. 

После того, как каждый перевел свою часть, мы редактируем, причем всегда вслух. Сначала Витя мне присылает, например, кусок, который он сделал, я его обязательно читаю, делаю какие-то замечания. А потом мы садимся, и, если Витя переводил, Витя сидит за компьютером, чтобы править, и медленно читает по-русски вслух, а я медленно слежу по английскому оригиналу, чтобы не было никаких пропусков, неточностей и так далее, и вслух слышны какие-то вещи, которые не видны на бумаге или на экране.

И мы вот так медленно вслух читаем все, что переводим вместе, и после такой работы ты уже не помнишь, что придумал ты, а что не ты, потому что процесс многоступенчатый, и в результате получается общий текст. Но мы ведь с самого начала переводим вместе — как начали переводить, так и пошло. А начали мы это делать 30 лет назад…

Александра Борисенко, Виктор Голышев

А что было первым, что вы вместе перевели, не помните?

Наверное, самым первым, что мы вместе перевели, была глава из книги Генри Миллера «Сексус», но издательство не стало выпускать книгу, потому что ее выпустило другое издательство. Первым, что мы перевели для публикации, были отрывки из книги Генри Торо «Неделя на реках Конкорд и Мерримак», и нам бы в голову не пришло это переводить, если бы нам не заказали эту работу. Потом мы перевели чудовищную книгу автора Уилбура Смита «Правосудие без закона», это был комический опыт во всех отношениях. 

Мы как молодые переводчики бросались на все, что можно было перевести. А потом все-таки стали переводить более сознательно и то, что хотели, это произошло уже после того, как мы пришли на семинар к Виктору Петровичу Голышеву в Литературный Институт. Мы пришли с улицы, попросились быть вольнослушателями, Виктор Петрович нас пустил, научил уму-разуму, потом сам нас привел в журнал «Иностранная литература», мы уже тогда, как мне кажется, лучше знали, что делаем, и с этого начинается какая-то сознательная профессиональная жизнь. 


Беседовал Сева Иванов