Смотреть на мир с оптикой Тэффи
Мы продолжаем нашу рубрику интервью с выпускниками «Литературного мастерства». На этот раз беседуем с писательницей, редакторкой и педагогом Наташей Калинниковой о ее сборнике рассказов «Сестры по разному».
.jpg "Смотреть на мир с оптикой Тэффи")
В сборнике рассказов «Сестры по разному» ощущается целостность, концептуальность. Как создавалась эта книга? Сначала возникла объединяющая идея, или, наоборот, уже написанное собралось в единый организм?
Скорее, последнее: так получилось, что у рассказов 2018–2020-х годов, которые вошли в сборник, много общих мотивов. Какие-то тексты я написала во время учебы в магистратуре «Литературное мастерство», какие-то — уже после. Это истории о женщинах, которые на самом деле никакие не сёстры — они даже не знакомы друг с другом. Но их объединяют жизненные испытания, знакомые большинству наших современниц: от буллинга в школе до попытки наладить отношения внутри семьи после смерти одного из близких родственников.
Эти тексты стали единым сборником по счастливой случайности. Осенью 2021 года я участвовала во всероссийском семинаре-совещании молодых писателей «Мы выросли в России». Руководители семинара, Светлана Владимировна Василенко и Владислав Олегович Отрошенко присудили мне стипендию Союза российских писателей. Благодаря этому я получила право на издание 200 экземпляров книги.
На подготовку рукописи давалось ограниченное время. Написать новые рассказы я не успела, но зато придумала концепцию и согласно ей отобрала уже готовые тексты (лайфхак для будущих стипендиатов, кстати). И ещё нашла иллюстратора, которая создала несколько эскизов для обложки. В итоге мы остановились на красно-чёрно-белом варианте, который напоминает семейный портрет.
Какой рассказ из сборника для тебя наиболее важен и почему?
Самый любимый — «Моя скрытая суперспособность». Над ним я работала больше всего, редактировала в общей сложности раз семь. К тому же, это автофикшн: в текст вошли личные воспоминания и впечатления. Я хорошо помню ту девочку и те неразрешимые вопросы, которые её волновали. В остальных рассказах тоже есть элементы автофикшн, но там гораздо больше вымысла, но этот — наиболее честный.
Читая твои рассказы, трудно не улыбнуться, даже если описанные события далеки от комичных. Такая легкая, ироничная интонация была выбрана намеренно? Вообще о сложных вещах обязательно говорить серьезно?
Ещё Оскар Уйальд писал о том, что быть серьёзым — важно! Но не скажу, что я выбирала интонацию намеренно. Такой взгляд характерен для меня по жизни. Мне всегда нравились сюжеты, где самая патовая ситуация может быть подана с юмором: от чеховских рассказов до «Криминального чтива» Тарантино. Вряд ли я смогла бы рассказать свои истории, скажем, в стиле Достоевского. Живет несчастная девочка-подросток, в школе гнобят, соседи пугают, а тут еще покрылась какими-то жуткими пятнами… Какая-то «Красная Пашечка»*! Хочется уйти от подобного мелодраматизма, посмотреть на мир с оптикой Олеши, Зощенко, Тэффи. Это мне близко.
Современные молодые авторы все чаще обращаются к теме переживания вины и ответственности — этот мотив звучит в творчестве Екатерины Манойло, Михаила Турбина, Веры Богдановой. В сборнике «Сестры по разному» тема вины также одна из центральных. Почему молодому поколению писателей так важно говорить об этом? Было ли это важно для тебя и если да, то почему?
Вина — один из «педагогических приемов», с помощью которого воспитывали наше поколение. О причинах этого сейчас очень много говорят. Тема переживания советского прошлого всплывает почти в любой литературной дискуссии. Не буду сейчас в это углубляться, но если брать сухой остаток, то и в школе, и дома нас постоянно «виноватили». Если мы не хотим жить с этим чувством и «виноватить» уже своих детей, нужно осознать этот эмоциональный гнёт, преодолеть его — но это задача не из простых. Писатель отчасти может облегчить её с помощью собственного ремесла, которое так или иначе обладает терапевтическим эффектом. Чтобы не обобщать, скажу только за себя: я научилась рефлексировать лет в тридцать, а до этого зачастую просто не знала, как говорить о своих переживаниях. Это такое обретение языка, после которого, конечно, многое хочется обсудить.
В целом хочу заметить, что тема вины как некий тренд мне скорее не нравится. Не хотелось бы, чтобы поколение тридцатилетних литераторов запомнилось как «те ребята, которые только и делали, что обвиняли своих родителей и учителей». Лучше — «те, кто начал говорить о важном», о том, что их родители и учителя привыкли замалчивать.
Герои твоей книги — женщины разных судеб и возрастов. Почему в рассказах практически нет мужчин?
Ну почему же, они есть: например, в финальном эссе возникает образ пращура. Правда, он получился довольно грозным: неважно, бьет или не бьет, любит или не любит, главное — держать совместное хозяйство. В рассказе «Пиджак» мужчины присутствуют только как наблюдатели, и там таким «пращуром» становится бабушка. В этом тексте возникает «традиционная» однополая семья, каких и в современной России очень много: мама, бабушка и дочь. В «Консерваторке» с мужчинами уже чуть получше — они там «присутствуют»: внук главной героини забегает к ней на пять минут, а сын общается смс-сообщениями. Эти сюжеты — отражение хорошо знакомого нам мира, в котором мужчины по минимуму вовлечены в семейные дела, некий слепок с общества десятых тире двадцатых годов.
Раз уж ты упомянула про эссе — что этот текст о прапрабабушке и ее неочевидной, но ощутимой роли в твоей жизни дает сборнику?
Мне нравится думать об этом эссе как о начале большого художественного исследования истории своей семьи. Бабушка в детстве постоянно рассказывала мне разные истории; лет в 14 я догадалась их записать. Благодаря этому узнала, в частности, что среди моих предков была мордва. Очень мало знаю об этом народе, но мне нравится идентифицировать какую-то часть себя с ним — в этом есть микро-постколониальность. Я недавно сдавала генетический тест, который показал, что мордвы во мне 2%, а татар — целых 7! Всё это очень загадочно и увлекательно.
А ещё эссе даёт возможность не ставить точку. Не хотелось сводить сборник к социальной формуле «дитя — взрослая — бабушка», к климтовским «Трём возрастам женщины». И если героини рассказов — наши современницы, то в финале я решила показать некоего вневременного «призрака», который искажает перспективу.
.jpg)
Фото Ольги Бойковой
В начале разговора ты упомянула, что книга издана по итогам семинара молодых писателей «Мы выросли в России». Насколько важно и нужно начинающему и «продолжающему» автору участвовать во всевозможных семинарах, конкурсах?
Участвовать однозначно надо — постоянно пробуйте свои силы! Если вам не нравятся чужие конкурсы — создавайте свои, берите инициативу. Недавно мне попалась картинка: на вопрос «Кем вы хотите стать?» жители 90% европейских стран ответили «писателем». Только в Италии самый популярный ответ «артист», а все остальные хотят писать! То есть это профессия мечты не только в России — повсюду среда высококонкурентная.
Поэтому развиваться нужно постоянно. Даже если вы дописали рассказ, получили хороший отзыв от мастера и теперь вам кажется, что текст супер — рано или поздно окажется, что в нём что-то да нужно отредактировать. И не бойтесь, что вас поругают. Может, и поругают, но это — зона роста.
Твоя деятельность связана не только с писательством — ты преподаватель творческого письма, редактор. Как удается находить возможности для творчества? Есть ли какой-то график, режим дня, приходится ли ждать вдохновения или на это просто нет времени?
На самом деле, не удается. Я уже целый год живу с мыслями о романе, но пока, к сожалению, ничего не пишу. Вдохновения не жду. Просто, как сейчас модно говорить, я на стадии «ресерча», но отдаю себе отчёт, что в какой-то момент нужно перестать думать о тексте и уже начать его писать.
Каждый день по работе я читаю и редактирую тексты, в основном, технического характера. Преподавание также отнимает много времени, поэтому когда я преподаю, писать особенно сложно. Есть ещё такой тонкий момент: пока вы учитесь — в магистратуре, или на курсах CWS, или где-то ещё — у вас есть среда, в которой вы обмениваетесь обратной связью. Каждую неделю вы если не пишите сами, то обсуждаете чьи-либо тексты, то есть постоянно находитесь в творческом процессе. А когда обучение заканчивается, вы этой среды частично лишаетесь. В жизни постоянно что-то происходит, и в одиночку бывает очень трудно перезапустить эти творческие процессы. По крайней мере, мне. Иногда мы с одногруппниками собираемся в зуме, выключаем камеры, микрофоны и пишем совместно. Это сдвигает с мертвой точки и позволяет написать хотя бы кусочек текста.
Ты — выпускница первого набора магистратуры «Литературное мастерство». Дала бы себе из прошлого, себе во время учебы, какой-нибудь совет, пожелание? Скажешь что-нибудь нынешним магистрантам?
Наверное, я бы посоветовала себе быть не просто более терпимой к критике, а, наоборот, жадно ее искать. Когда ты учишься в магистратуре, тебе уделяют много внимания. Но потом этого просто-напросто не будет — и если у вас нет личного pr-агента, придется самим бегать и искать отклик. Поэтому так важно сформировать свой писательский круг, создавать свой «клуб единомышленников».
Учеба в магистратуре дала мне очень многое. Не хочу, чтобы это прозвучало пафосно, но жизнь в буквальном смысле разделилась на до и после. Разрушилось много иллюзий, зато я приобрела необходимые писательские инструменты. А ещё магистратура это, безусловно, социальный лифт. Можно, конечно, сказать: «Нет, я хочу быть сам по себе, буду писать в стол, а внуки моих внуков стряхнут пыль с рукописей, и вот тогда все вокруг меня признают». Но ничего подобного не произойдёт, если вы сами не предпримите усилий.
Беседовала Анастасия Кеняйкина
* Рассказ и одноименный концертный номер советского поэта-пародиста Александра Иванова (1979).
В сборнике рассказов «Сестры по разному» ощущается целостность, концептуальность. Как создавалась эта книга? Сначала возникла объединяющая идея, или, наоборот, уже написанное собралось в единый организм?
Скорее, последнее: так получилось, что у рассказов 2018–2020-х годов, которые вошли в сборник, много общих мотивов. Какие-то тексты я написала во время учебы в магистратуре «Литературное мастерство», какие-то — уже после. Это истории о женщинах, которые на самом деле никакие не сёстры — они даже не знакомы друг с другом. Но их объединяют жизненные испытания, знакомые большинству наших современниц: от буллинга в школе до попытки наладить отношения внутри семьи после смерти одного из близких родственников.
Эти тексты стали единым сборником по счастливой случайности. Осенью 2021 года я участвовала во всероссийском семинаре-совещании молодых писателей «Мы выросли в России». Руководители семинара, Светлана Владимировна Василенко и Владислав Олегович Отрошенко присудили мне стипендию Союза российских писателей. Благодаря этому я получила право на издание 200 экземпляров книги.
На подготовку рукописи давалось ограниченное время. Написать новые рассказы я не успела, но зато придумала концепцию и согласно ей отобрала уже готовые тексты (лайфхак для будущих стипендиатов, кстати). И ещё нашла иллюстратора, которая создала несколько эскизов для обложки. В итоге мы остановились на красно-чёрно-белом варианте, который напоминает семейный портрет.
Какой рассказ из сборника для тебя наиболее важен и почему?
Самый любимый — «Моя скрытая суперспособность». Над ним я работала больше всего, редактировала в общей сложности раз семь. К тому же, это автофикшн: в текст вошли личные воспоминания и впечатления. Я хорошо помню ту девочку и те неразрешимые вопросы, которые её волновали. В остальных рассказах тоже есть элементы автофикшн, но там гораздо больше вымысла, но этот — наиболее честный.
Читая твои рассказы, трудно не улыбнуться, даже если описанные события далеки от комичных. Такая легкая, ироничная интонация была выбрана намеренно? Вообще о сложных вещах обязательно говорить серьезно?
Ещё Оскар Уйальд писал о том, что быть серьёзым — важно! Но не скажу, что я выбирала интонацию намеренно. Такой взгляд характерен для меня по жизни. Мне всегда нравились сюжеты, где самая патовая ситуация может быть подана с юмором: от чеховских рассказов до «Криминального чтива» Тарантино. Вряд ли я смогла бы рассказать свои истории, скажем, в стиле Достоевского. Живет несчастная девочка-подросток, в школе гнобят, соседи пугают, а тут еще покрылась какими-то жуткими пятнами… Какая-то «Красная Пашечка»*! Хочется уйти от подобного мелодраматизма, посмотреть на мир с оптикой Олеши, Зощенко, Тэффи. Это мне близко.
Современные молодые авторы все чаще обращаются к теме переживания вины и ответственности — этот мотив звучит в творчестве Екатерины Манойло, Михаила Турбина, Веры Богдановой. В сборнике «Сестры по разному» тема вины также одна из центральных. Почему молодому поколению писателей так важно говорить об этом? Было ли это важно для тебя и если да, то почему?
Вина — один из «педагогических приемов», с помощью которого воспитывали наше поколение. О причинах этого сейчас очень много говорят. Тема переживания советского прошлого всплывает почти в любой литературной дискуссии. Не буду сейчас в это углубляться, но если брать сухой остаток, то и в школе, и дома нас постоянно «виноватили». Если мы не хотим жить с этим чувством и «виноватить» уже своих детей, нужно осознать этот эмоциональный гнёт, преодолеть его — но это задача не из простых. Писатель отчасти может облегчить её с помощью собственного ремесла, которое так или иначе обладает терапевтическим эффектом. Чтобы не обобщать, скажу только за себя: я научилась рефлексировать лет в тридцать, а до этого зачастую просто не знала, как говорить о своих переживаниях. Это такое обретение языка, после которого, конечно, многое хочется обсудить.
В целом хочу заметить, что тема вины как некий тренд мне скорее не нравится. Не хотелось бы, чтобы поколение тридцатилетних литераторов запомнилось как «те ребята, которые только и делали, что обвиняли своих родителей и учителей». Лучше — «те, кто начал говорить о важном», о том, что их родители и учителя привыкли замалчивать.
Герои твоей книги — женщины разных судеб и возрастов. Почему в рассказах практически нет мужчин?
Ну почему же, они есть: например, в финальном эссе возникает образ пращура. Правда, он получился довольно грозным: неважно, бьет или не бьет, любит или не любит, главное — держать совместное хозяйство. В рассказе «Пиджак» мужчины присутствуют только как наблюдатели, и там таким «пращуром» становится бабушка. В этом тексте возникает «традиционная» однополая семья, каких и в современной России очень много: мама, бабушка и дочь. В «Консерваторке» с мужчинами уже чуть получше — они там «присутствуют»: внук главной героини забегает к ней на пять минут, а сын общается смс-сообщениями. Эти сюжеты — отражение хорошо знакомого нам мира, в котором мужчины по минимуму вовлечены в семейные дела, некий слепок с общества десятых тире двадцатых годов.
Раз уж ты упомянула про эссе — что этот текст о прапрабабушке и ее неочевидной, но ощутимой роли в твоей жизни дает сборнику?
Мне нравится думать об этом эссе как о начале большого художественного исследования истории своей семьи. Бабушка в детстве постоянно рассказывала мне разные истории; лет в 14 я догадалась их записать. Благодаря этому узнала, в частности, что среди моих предков была мордва. Очень мало знаю об этом народе, но мне нравится идентифицировать какую-то часть себя с ним — в этом есть микро-постколониальность. Я недавно сдавала генетический тест, который показал, что мордвы во мне 2%, а татар — целых 7! Всё это очень загадочно и увлекательно.
А ещё эссе даёт возможность не ставить точку. Не хотелось сводить сборник к социальной формуле «дитя — взрослая — бабушка», к климтовским «Трём возрастам женщины». И если героини рассказов — наши современницы, то в финале я решила показать некоего вневременного «призрака», который искажает перспективу.