«Тонкий дом». Точки соединения
В октябре в издательстве Поляндрия No Age вышел второй роман Ярослава Жаворонкова – писателя, редактора и выпускника магистерской программы «Литературное мастерство».
На обложке «Тонкого дома» – одинокий, всматривающийся в читателя сквозь разрушенные обои и перегородки глаз. Такими же разъединёнными и разобщёнными кажутся поначалу сюжетные линии, герои, время и место происходящего. Роман состоит из небольших глав, в каждой развивается одна из четырёх ключевых историй: сначала они кажутся несвязанными, но постепенно автор соединяет все нити и героев воедино.
Временных пластов в тексте два: прошлое (2000-е) и современность (2020-е). Лишь редкие, скупые намёки рассказчика позволяют понять, к какому времени относится та или иная глава, как близки или далеки на самом деле персонажи Из ярких «признаков современности» можно отметить: доставки, мессенджеры, ЕГЭ, поиск работы на Авито. Порой нарратор напрямую вторгается в текст, оставляя свои комментарии относительно происходящего в сотворённом им мире, оглядывается на прошлое: «как сказала бы молодёжь сейчас, девятнадцать лет спустя, такой вайб — вайб угрозы и обманчивой дружелюбности» .
Один из основных мотивов текста — разрушение, распад. Это выражается в буквальном, физическом разложении человеческого тела: обездвиженной матери Лары, инвалида-колясочника Никитыча, отца Савы; описываются изменения, связанные с приёмом запрещённых веществ или старостью. Но автор выводит их и на другой, мистический уровень: на протяжении всего текста Лару преследуют разъединённые части тела умершей матери, продолжающие упрекать и давить на дочь, как это делала хозяйка тела во время своей «живой» жизни.
Ещё одна точка нереалистического, мистического в тексте – уровень «призрачек», умерших женщин, продолжающих свое посмертное существование. Несмотря на бесплотность, у них есть возможность влиять на мир: подобно древнегреческим эриниям, они мстят обидевшим их при жизни мужчинам. Жаворонков создаёт свою версию чистилища, внеземного пространства, в котором существуют только женщины, вынужденные скитаться по земле после смерти. Кроме зловещей силы мщения и того, что присутствие призрачек может вызывать смерть и болезни, женщины могут вести жизнь, максимально приближенную к «живой»: навещать и общаться с близкими, путешествовать; у них есть время на то, что они не могли делать при жизни. Они стали свободнее, лишившись тела, таящихся в нем болезней и смертности. Их мир – это пространство относительной, «серой» справедливости, ведь мера и сила их мести никем не регулируются – женщины сами решают, в какой мере наносить ущерб живым, до какой степени разложения довести их (пока что) живые тела.
Помимо процесса распада, характерного для Кислогорска (вымышленного города, где происходит действие) и Хунково (деревни, откуда действие в основном уходит, переезжает в города побольше), почти всем героям присущи «звериные» черты, характеристики – даже самым добрым и интеллигентным. Профессор Лебедянский «выскочил из машины, как зверь из ковчега» , Нина, умершая жена профессора, «от неожиданности закрыла рот, стукнув зубами. Как собака, на чей заливистый вой не обратили внимания» .
Звериность и распад сконцентрированы в городском кислогорском пространстве. Переехавшим в город персонажам он авансом представляется местом лучшим, чем деревня, где стоят лишь дома, одинокий продуктовый и вымирающая школа. На деле же город оказывается ловушкой для всех – не только приезжих, но и местных. Те, чья судьба кажется благополучной, оказываются набитыми «вывихами и подвохами». И даже тех, чьи «вывихи» вправляются, чья реабилитация кажется возможной, поглощают чёрные дворы и закоулки. Настоящего, осязаемого успеха добивается только персонаж, переселившейся за две тысячи километров от дома. Интересно, что именно в его в жизни есть счастливый брак; у остальных героев любовь остаётся безответной, а те, кого жизнь сводит, мучают друг друга. Неловкая, неуместная любовь Марка к Даше становится осмеянной, а позднее приводит к трагическим последствиям.
Отдельного внимания стоят «фетиши» некоторых персонажей: в глубине их подсознания живёт тяга – разной степени сокрытия – к причинению боли, подчинению, (само)разрушению. И всё это таится в обычных людях романного пространства. Автор не осуждает своих героев за черты, которые принято считать «постыдными» и потому оставлять в зоне умолчания. Проговаривая и документируя что-то вне рамок нормы, он если и не расширяет её, то, по крайней мере, выводит «тьму» в зону серости, что гораздо ближе к детабуизации. Это может стать началом освобождения или решения проблем персонажей и подключения к ним читателей, выхода на некий «диалог», в ходе которого отношения с персонажами будут меняться.
Ещё один из важнейших мотивов текста – возвращение. Сава, всё детство и юность отрицающий дело своего отца, уготовленную ему судьбу, сбегает от неё и порывает с прежним хунковским миром. Но попытка перекроить себя, сбежать от отцовского наследия не удаётся. Однако в этом сюжете нет поражения: Сава занял предначертанное ему место и обрёл покой, добился успеха. Не зря в одной из сцен у него появляются «сложенные вдоль лопаток маленькие крылья» – словно обещание того, что героя ждёт если не возрождение, то спокойствие. Другой персонаж, проходящий схожую арку – Даня. Повзрослев, он стремится раскрыть тайну своего рождения, узнать историю семьи и найти отца. Лара же буквально стала тем, что пророчила ей ненавидевшая её мать; возможно, именно поэтому работа в сфере сексуальных услуг не вызывала в ней отторжения, а воспринималась просто ступенью на пути к лучшей жизни: «Выходя во двор, Лара улыбалась. И все органы материнского тела улыбались тоже — случилось именно так, как они пророчили».
Пожалуй, единственный персонаж, которому по-настоящему улыбнулась удача (о чем нам подмигивающе сообщает нарратор в финале, напрямую обращаясь к читателю) – Нина, которая своим упорством и упрямством достает даже «бога» этой вселенной и находит путь из чистилища в мир живых.
Помимо библейских аллюзий, по тексту разбросаны фольклорные персонажи: «одноглазое лихо», которое можно усыпить – но лишь на время. «Марина ещё надеялась, что все образуется, что сын ничего не натворит, — хотя уже и земля дрожала, и от воды кругом несло ядом» . Хунковский магазин сравнивается с теремком.
Историю рассказывает «всевидящий» нарратор, который непосредственно находится рядом с героями, через его оптику мы ощущаем окружающий (им же созданный) мир: «Шум долетал сплошным дребезжащим зудом, будто к ушам Варвары подвесили мух, и они такие «бз-з-з-з-з, бз-з-з, бз-з» , «Гера улыбнулся. Он ждал этого годы — го-ды! — и вот дождался» .
По мере продвижения сюжета нарратор как будто становится всё ближе к героям, детализирует их характеры, чем глубже мы проникаем в текст, тем менее очевидными они кажутся. Автор разбивает читательские ожидания: нам кажется, что военный должен быть недалеким, жёстким, подавляющим; потерянная в большом городе девушка обречена стать проституткой (и дальнейшая её судьба очевидна); охотница за состоянием станет заложницей богатства и статуса. Но на самом деле все герои романа получают шанс, обретают голос и вызывают неоднозначные чувства. И для всех автор подготовил неожиданную развязку. Так же и с повествованием: неторопливое, тягучее, оно резко ускоряется к концу – главы сжимаются, становятся более динамичными и насыщенными.
В «Тонком доме» тонки не только перегородки между сюжетными «комнатами» – это роман «мерцающего» времени (здесь не так важно, происходит ли действие в 2000-е или 2020-е), самого неожиданного переплетения судеб и развязок. А включение в художественный мир мистических элементов только усилило реалистичность и осязаемость героев – и помогло отразить их страхи, желания и стремления наиболее полно.
подготовила Диана Шаграманян