Жить настоящим
Литературный критик и блогер Владимир Панкратов — о втором номере литературного журнала «Незнание»
В конце 2019 года появился новый литературный журнал «Незнание», ориентированный на актуальную прозу и поэзию. Основательницами стали писательница и драматург Лиза Каменская и выпускницы магистратуры «Литературное мастерство» Саня Гусева и Арина Бойко. В самый канун карантина в свет вышел второй номер журнала, посвященный теме «кринж», то есть странным и неловким ситуациям, за которым авторам было стыдно.
«Многобукв» попросил литературного критика, организатора литературной премии ФИКШН35 и автора телеграм-канала «Стоунер» Владимира Панкратова прочесть новый выпуск «Незнания» и выяснил, удалось ли редакторкам повторить успех дебютного номера и почему рассказ снова становится самой горячей формой прозы.
Второй номер «Незнания» открывается серией «писем в прошлое», в которых несколько писательниц и поэтесс как бы обращаются к самим себе восемнадцати-двадцатилетним. Занимая формально лишь восьмую часть всей книжки, эти сдержанные, немного грустные (а какими им еще быть) письма-напутствия по сути становятся ее полноценной первой «половиной», которая предваряет вторую, зеркальную ей часть. (Кстати, Алла Горбунова пишет в своем письме: «Позволь мне чувствовать тебя, иногда видеть тебя в зеркале»; можно представить, что в рамках номера ей именно это и удается.) Был такой замысел или нет, но почти все тексты, помещенные здесь после писем-в-прошлое, читаются как «ответки» на них, как письма-в-будущее от тех самых, двадцатилетних.
Если героини первой части говорят спокойно и даже порой хладнокровно, словно время научило их иронии и умеренности, и еще одарило броней от стыда и страха, то
вторая часть написана громко и не без эмоций, будто под воздействием этого самого стыда.
Если первые хотели бы хоть иногда становиться самими собой, то вторые хотят стать кем угодно, кроме самих себя. Если первым приходится писать «как будто нет никакой литературы», то вторые прибегают именно к литературе, как к чему-то единственному, что может описать их опыт, или же — выстраивают свои отношения именно с литературой, даже когда вместо текста предлагают расчерченную таблицу для игры.
Такой «концепт», случайный или нет, пожалуй, и отличает второй номер журнала от первого. Я сам называл прошлый номер «стопкой красивых, необычных камешков»: это напоминает мне, как я читал когда-то русский Esquire с Филиппом Бахтиным в роли главреда или треш-портал w-o-s.ru. Эти, казалось бы, совершенно разные издания сходились как раз в том, что никогда невозможно было предугадать, о чем будет их следующий материал. Подобное ощущение у меня было сразу после чтения первого «Незнания». Но сейчас, по прошествии уже более двух месяцев, стали очевидны минусы такого подхода: каждый отдельный рассказ в том выпуске оказался интереснее и ценнее всего тома в целом; более того, я уже с трудом вспоминаю, какой теме был посвящен первый номер. Сюда же накладывается еще одна черта читательского восприятия: эти гипер-короткие рассказы, какими бы яркими они ни были, сложно запомнить надолго, если не очевиден фактор, их объединяющий. Выражаясь проще, сложно сейчас сказать в одном предложении, о чем был первый номер и о чем были рассказы в нем — хотя я хорошо помню, что почти каждый из них мне действительно понравился.
Рецензию Александры Баженовой-Сорокиной на первый номер «Незнания» читайте тут
Со второй попытки редакторкам удалось именно собрать номер (то есть в какой-то мере его срежиссировать), а не просто набрать хорошие тексты на подходящую тему. Им удалось справиться с довольно сомнительной вообще затеей «тематического сборника», сделав его «читабельным» и вразнобой (каждый текст по отдельности) и целиком, от начала до конца, как если бы это была (довольно необычная) книга одного человека.
Хоть «опыт» — тема лишь следующего номера журнала, кажется, такой же тег можно поставить и этому выпуску, весь он про опыт.
Неприятный из-за своей обыденности в рассказе Любы Макаревской; мрачный и одновременно абсурдный настолько, что даже смешно — в рассказе Игоря Савельева; мерзкий из-за детской непосредственности в рассказе Елены Станиславской; горький из-за своей безвыходности в работе Артема Томилова; освобождающий в тексте Дарьи Крыловой; кринжовый во всех смыслах слова в игре Марии Гавриловой. Думается, и в будущем успех номера всякий раз будет зависеть не от выбранной темы, а от того, как «смонтируют» редакторки полученные тексты.
Единственный текст, который не совсем вписывается в описанную выше систему (но хорошо подходит под тему номера, потому как при чтении возникает настоящий горячий стыд), — поэма «Музей московского мусора» Евгении Некрасовой (ее начало было опубликовано еще в первом выпуске). Будто повторяя за коломенцами, готовыми ради выживания сделать музей из чего угодно, Некрасова предлагает, одновременно с иронией и большой болью в сердце, сделать музей из того, чего в Коломне с достатком — вывезенного из Москвы мусора. Это текст даже не о Коломне, а о Москве-столице и ее отношениях с остальными землями в стране, отношениях, где уживаются прагматизм и наплевательство. Даже главный исторический персонаж, связанный по воле судьбы с Коломной и до сих пор привлекающий к ней туристов — Марина Мнишек — в поэме Некрасовой становится мусором, в определенный момент удаленный из столицы за ненадобностью. «Музей» стоит как бы особняком во всем номере; эта поэма — хороший пример того, как абсолютно современный текст может не чураться исторического фона (который идет ему только на пользу), как интересная интерпретация действительности лучше репортажной передачи этой действительности.
Нельзя не упомянуть и похожий на душ шарко критический текст Марии Лебедевой, эмоциональная вовлеченность которой в описываемые темы совмещается с профессиональной аналитикой, развевая миф о том, что критику лучше быть бесстрастным. Лебедева говорит не потому, что долг обязывает, а затем, чтоб ее услышали: от такого текста сложно отмахнуться — голос у авторки громкий, а выражается она прямо.
Всё это относится ко второму «Незнанию», а что можно сказать в целом по итогам обоих номеров? Недавно проходило онлайн-обсуждение романа Салли Руни «Нормальные люди», во время которого прозвучала мысль, что Normal People — большой роман, написанный не как большой роман; это текст, в котором очень многое помещено, несмотря на его объем. Связан ли такой объем с нашим временем или с возрастом самой Руни? Может, не прямо, но опосредованно — наверное, да: большой роман все равно не поспевает за реальностью, а его многословность глушит те чувства и эмоции, которые хочется передать, которые здесь и сейчас кажутся важными.
Как мы будем смотреть на них после — вопрос следующий, но кажется, мы отвыкаем жить с вечной оглядкой на будущее, сегодня (подставьте любое слово) принято / модно / правильно жить настоящим.
И, видимо, именно короткий рассказ лучше всего передает его, это моментальное настоящее.
Поэтому тексты из «Незнания» — хороший собеседник нас сегодняшних, в нем помещены тексты, которые никогда бы не стали романами (хотя та же Салли Руни, наверное, возразила бы), в нем вообще помещена не только проза, но и все, чем можно пользоваться именно сегодня: от рассказа до правил настольной игры и готового проекта нового музейного пространства. По привычке вам может не давать покоя вопрос, как всё это будет читаться / смотреться года через три или пять. Это тот случай, который доказывает правомерность вопроса: как это читается сегодня? Сейчас.
Владимир Панкратов