• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Все психи участвовали в приготовлениях»

В преддверие праздника студенты «Литературного мастерства» подготовили этюды, посвященные запахам Нового года и новогодним чудесам. В новом выпуске – этюды Татьяны Филипповой и Галины Батюк о том, что Новый год – не только запах мандаринов и Дед Мороз, но и психбольницы и запах гуаши

«Все психи участвовали в приготовлениях»

Michael Garfield

Рождество в психбольнице

 

Мы собирались по понедельникам. Джун мечтала стать художником, Сэм когда-то играла на скрипке, Майкл видел себя знаменитым писателем, а Джози — актрисой.

У всех нас с самого начала что-то не заладилось: у Джун с рисованием, у Майкла с его писательством, а у меня с девушками. В конце концов, мы все оказались здесь — в Спрингфилдской психбольнице, куда отправляют всех, кто пытался покончить с собой.

Каждый день мы делали определенные успехи, доктор Джонс даже написала о нас статью, которую опубликовали в «Вестнике психологов Америки». На Рождество она пообещала нам устроить праздник, на который приедут наши родные, и мы с большим энтузиазмом готовились к нему все понедельники, вторники, среды и даже воскресенья.

Джун исступленно рисовала стенгазеты, Сэм терзала пианино, а Майкл писал пьесу, которую торжественно презентовал неделю назад перед всеми психами и начальством, и теперь с важностью командовал мной и Джози, чтобы поставить спектакль.

Все остальные психи тоже участвовали в приготовлениях: кто-то вырезал безопасными ножницами оленей из разноцветной бумаги, а кто-то украшал ёлку и разучивал танцевальные номера.

Наконец, когда все было готово, мы уселись в большой комнате в ожидании родных. На мне была борода Санты и клоунский нос и я, как мог, смешил Джози. Накануне у Джози случилась истерика, потому что Майкл сказал, что она бездарная актриса и только портит своей игрой его гениальную пьесу. В наказание за эти слова его заперли в комнате, откуда он кричал матерные слова, и Джози теперь сидела, вся опухшая от слез.

И все же, несмотря на это, все были в приподнятом настроении. Все вокруг сияло чистотой и опрятностью, мы нарядились в свою лучшую одежду, повесили на потолок бумажных оленей и красиво украсили ёлку, к которой сейчас запрещалось подходить. Впрочем, как и к накрытому столу, который предназначался для гостей.

Они должны были явиться ровно в семь, но была уже половина девятого, а их все не было. В конце концов, запахи еды сделали свое грязное дело: лысый Арни проголодался и начал долбиться об стену. Сестра Кэрри, несколько раз сходившая посмотреть, не идёт ли кто, в конце концов, застряла в кабинете директора, где был накрыт стол для персонала. А пару минут спустя ее примеру последовала печальная доктор Джонс. 

Оставшись одни, мы посмотрели с Джози друг на друга, а затем, не сговариваясь, пошли к столу и взяли по кусочку того-другого. Постепенно стали стекаться остальные.

Лысый Арни порядком надоел мне своим стуком, и я взял его под руки и усадил за стол. Джози, беззвучно захлопав в ладоши, побежала устраивать старух с альцгеймером. Наконец, мы все были за столом. В полной тишине я высоко поднял бокал с вином и произнес:

— С Рождеством, друзья!

И, не успел я договорить, как все набросились на еду и застучали приборами, как сумасшедшие (хотя мы и так сумасшедшие) и успокоились лишь тогда, когда на столе ничего не осталось. Лысый Арни, радостно урча, отложил куриную кость в сторону. Я подмигнул ему и налил себе ещё винца, когда в дверь вдруг позвонили.

— Кажется, кто-то пришёл! — пронесся по коридору радостный вопль сестры Кэрри. Она бежала вниз по лестнице и кричала:

— Сейчас! Сейчас! Подождите!

Когда в зал вошла толпа родственников, задержавшихся из-за непогоды, мы встретили их как ни в чем не бывало. Впрочем, они так рады были нас видеть, что ничего вокруг не замечали, только сестра Кэрри, сердито зыркнув, понесла грязную посуду на кухню.

Довольные своей проделкой, мы с Джози играли изо всех сил. В итоге, нас ждал оглушительный успех. Жаль, этого не видел бедняга Майкл. Публика аплодировала стоя, наркоманы свистели, а психи топали ногами от восторга. Джози, как настоящую рок-звезду, подхватили родственники и куда-то понесли.

Никто не торопился домой, все разбились на маленькие кучки и оживленно разговаривали. Джун показывала осунувшемуся мужу и детям свои рисунки. Ее лицо лучилось от счастья, а они тянулись к ней, как к источнику света. Сэм привезли ее скрипку, чему она была несказанно рада.

А мне оставалось лишь сесть где-нибудь в сторонке и наблюдать. Ко мне никто не приехал, но я уже привык. Задумавшись, я не заметил, как ко мне подсела Джози.

— Будешь моим парнем? — спросила она и тронула меня за клоунский нос. 

За окном пошёл снег, а в Спрингфилдской психбольнице наступило долгожданное  Рождество.


Татьяна Филиппова


Чем пахнет Новый год?

Это был целый ритуал. Бабушка, запряженная в детские оранжево-желтые санки, быстро-быстро везет меня под горку. Снег под её подошвами хрустит, ноздри от холода слипаются. Обратно из погреба бабушка везёт уже не меня, а огромную распухшую картонную коробку, перебинтованную верёвкой, а я только поддерживаю на поворотах.

Новый год пах погребом. Из отсыревшей коробки мы доставали картонно-фольговых рыб,  космонавтов и абстрактные экзерсисы мастеров стеклодувного искусства на тему космоса, огурцы, перцы и морковки, представителей и представительниц народов мира (в основном таджички и узбечки), русских барынь, припорошенные домики. На стеклярусную, из мелких деталей, распадающуюся на части гирлянду внимания уже никто не обращал – она ссылалась на дно коробки. Кто-то нуждался в реанимации, и бабушка подкрашивала гуашью выцветшие глаза и побледневшие щеки. Но всего этого я стеснялась. У одноклассницы была ёлка так ёлка – стильная модная красавица, шарики в два цвета – серебряные и синие, а не весь этот секонд хенд.

Странно, но запаха ёлки я почти не помню. Может, потому что несколько лет у нас стояла искусственная, но однажды мы как-то резко вдруг поняли, что она похожа на могильный венок – и с тех пор ставили только живую, но, конечно, с разной степенью живости. Была ёлка, купленная на последние пятьдесят рублей из маминой зарплаты – с большими проплешинами, прямо-таки лысая. Я наряжала её, плакала и врала, что плачу, потому что забыла сказать, что получила тройку по математике. Была браконьерская ёлка из тайги. Дядя Петя на несколько дней перед Новым годом уходил в тайгу (уходил, как правило, от нелюбимой работы и жены, выпрашивающей новую дублёнку). Перед одним своим бегством он спросил: «Галочка, что привезти?». У Галочки была губа не дура, и она заказала сибирскую ель. Кто же знал, что всё это всерьёз. Звонок в дверь, отрываем, а там – обледенелый человек с завернутым в простыню деревом. Пушистее и запашистее той таёжной ёлки никогда у нас не было, и, видимо, уже не будет.

А потом Новый год стал пахнуть больницей. Кто-то с друзьями на Новый год ходит в баню, а мы ездим в больницу. Бабушка ломала ногу, ключицу, у неё шкалили давление и сахар, и скорая сквозь суматошный предпраздничный город везла нас до очередного приемного покоя. Я уже одна разбирала коробку с игрушками, и на меня спускалось облако просветления – я понимала, насколько важнее и содержательнее были фольговые рыбки и стеклянные космонавты по сравнению со всеми этими стильными шариками, вылупившимися, как бесчисленные икринки, на китайском заводе. Я налила бульон в банку, сунула в пакет два мандарина и, немного подумав, отломила веточку от ёлки – все-таки Новый год и в больнице Новый год. Бабушка смотрела как-то немного сквозь меня, улыбалась наискось и говорила, чтобы я скорее шла в кладовку за санками – она только бульон доест, и мы обязательно пойдем в погреб. 

 

Галина Батюк